Я хочу начать с поля. Поле – понятие сегодня довольно таки расплывчатое. Если мы рассмотрим саму концепцию физического поля, то увидим, что поле устроено очень любопытно. Это не совсем процесс, как мы его понимаем, потому что основа квантовой теории, квантовой механики, заключается в том, что квантовое поле в некотором смысле состоит из «кусочков», что свет распространяется не непрерывным потоком, а дискретно, поэтому квантовое поле – это странная смесь, имеющая как непрерывную, так и «кусочную» структуру. Если вы проведете эксперимент, скажем, по дифракции света, то свет будет вести себя как непрерывный поток волн, в другом же типе эксперимента по исследованию светового давления свет поведет себя как поток частиц, поток вещества. Мы также знаем, как проявит себя квантовая теория в зависимости от того или иного вида эксперимента.
Я здесь мог бы углубиться в разговор о трансцендентальной и не трансцендентальной феноменологии, поскольку в некотором роде квантовая теория проходит где-то между ними, не укладываясь полностью ни в ту, ни в другую. Она не является в полной мере ни одной, ни другой. Но я не буду на этом останавливаться, я всего лишь упомянул это для тех, кто интересуется философией. Важно то, что существует некая предсказуемость, некая особенность вселенной: то, что она обладает свойствами физического объекта thing-like (в словаре М. Уэбстер дается такое толкование слова thing-like: «обладающий свойствами физического объекта; не имеющий сознания или воли». – Прим. перев.)
Эксперимент с «горячим стулом» всегда породит некоторое вещественное (thing-like) поведение, и я знаю, что оно не будет только непрерывным потоком. По сути, любой волновой тип поведения измеряется, насколько я знаю, принципиально неволновыми инструментами, поскольку именно так мы их изначально воспринимаем (имеется в виду, что поведение можно рассматривать и как физический объ- ект, и как непрерывный поток. – Прим. ред.)
Поэтому, когда мы говорим о Self, возникающем из процесса, это не обязательно означает, что мы больше не можем смотреть на Self как на объект. Это и процесс, и объект: так устроена Вселенная, частью который мы являемся. Подчеркиваю: Self есть процесс в гештальт-терапии, но из того факта, что Self возникает из процесса, не обязательно следует, что мы не должны думать о Self как об объекте. Ребенок появляется как результат процесса (как правило, довольно приятного), но когда он рождается, этот ребенок становится человеком в реальном мире, объектом, который можно потрогать, с которым можно поиграть, ему можно поменять пеленки, да что угодно. При таком подходе, прежде всего, смотрят на то, как возникает процесс, а затем – как он воплощается во внешнем мире.
Я хочу поговорить о трех границах, которые и сами по себе, и во взаимоотношении между собой составляют наше переживание Self. Первая граница начинается там, где указывают Перлз, Хефферлин и Гудмен: это граница между организмом и окружающей средой, я ее также называю границей «Это/не-Это» (it/not-it). Граница возникает в поле мироздания и в наиболее общем виде отделяет друг от друга два процесса, при этом процесс, протекающий снаружи моей кожи, существенно отличается от процесса внутри нее, а граница сохраняет непрерывность этого отличия. Поэтому, если угодно, то, что происходит по обе стороны границы, определяется активностью самой границы, и от того, как функционирует граница, зависит происходящее с каждой из ее сторон. Определение границы «организм/среда» есть определение взаимодействия на границе.
Нужно еще кое-что знать о границе, а именно: граница – это не что-то третье, это не стена, выстроенная между двумя частными владениями. Граница – это род взаимодействия, включающего обе стороны. Вот прекрасный пример из теории хаоса: если нагревать масло между двумя стеклянными тарелками, находящимися на небольшом расстоянии друг от друга, то через некоторое время конвективные потоки в масле стабилизируются, образуя в нем гексагональную структуру, которая сохраняется при продолжении нагревания ( в теории хаоса это явление известно как «ячейки Бенара» по имени молодого французского физика Анри Бенара (1874–1939). Его можно воспроизвести с помощью нехитрого оборудования – сковородки и масла, налитого на ее дно тонким слоем. При подогреве дна сковороды в однородном поначалу слое жид- кости начинается диффузия и образуются конвективные потоки. Бенар устано- вил, что при определенных соотношениях параметров – толщины слоя, площа- ди поверхности, вязкости жидкости – конвективные потоки вдруг самоупоря- дочиваются и образуют регулярную, похожую на пчелиные соты структуру из ячеек правильной шестиугольной формы).
Расстояние, на котором держатся эти шестиугольники, ровно в 100 миллионов раз превышает расстояние между молекулами. Поэтому этот процесс имеет отношение не к молекулам, не к тарелкам и не к теплу. Он имеет отношение ко всей структуре, и граница между шестиугольниками не есть нечто внешнее по отношению к структуре (ведь эту «пчелиную ячейку» туда никто не вставлял), она – часть шестиугольников по обе ее стороны.
В своей книге Перлз, Хефферлин и Гудмен говорят о том, что для живого организма граница обладает двумя аспектами. Во-первых, она должна поддерживать физическую целостность организма: я не могу жить без кожи, но если бы она состояла из газа, то мне сейчас было бы трудно с вами разговаривать – я бы испарился. Во-вторых (и именно это отличает живой организм от камня и других вещей), благодаря этому свойству организм растет, поглощая ресурсы из среды, то есть происходит взаимообмен, работает механизм обратной связи: я ем, пью, отправляю естественные нужды, занимаюсь сексом, раз- множаюсь.
Граница организм/среда: Это/не-Это
Процесс на границе = взаимодействие
Опыт
Не «мой опыт»
Чувствительная кожа
Органы чувств и моторика
Среда
Организм
Поле
Между мной и моей средой происходит взаимодействие. Камень тоже разными способами взаимодействует со средой, но обратная связь для него работает по-другому. Так что эти аспекты можно обозначить как предсказуемость и непредсказуемость.
Третий аспект мироздания – сложность. Отсюда – теория сложных систем, обратная связь и возникающие упорядоченные структуры, порождаемые этим типом сложности. На границе взаимодействия организма и среды протекает пограничный процесс, который и есть опыт или переживание, и инструменты этого опыта – кожа, нервные окончания, проприорецепторы, наши сенсорные и моторные органы. Через них и воспринимается опыт. Тут важно отметить следующее (и это может оказаться сложным для понимания): это никоим образом не является моим опытом – «меня» еще нет, Self еще нет. Если угодно, это восприятие поля. Обратимся к философии. Помните изречение Декарта: «Я мыслю, значит, я существую»?
Граница Self/Другой или ego-граница: Я/не-Я
Процесс на границе = контакт
Выбор
Реакция – способность
Агрессия Спонтанность
Другой (фигура)
Self
Другой (фон)
Так вот – здесь есть уловка или заблуждение. Если сказать «я мыслю», то «я» уже существует. Следовательно, здесь мы допускаем то, что пытаемся доказать. Получается замкнутый круг. На этом этапе все, что можно сказать, – это то, что переживание опыта существует: есть нервное возбуждение, есть моторика и так далее. Поэтому на этом этапе мы говорим не о Self, а о ситуации, из которой возникает опыт. Вторую границу я называю границей «Self/Другой» или границей эго (эго-границей). Она полностью отличается от границы первого типа. Она разделяет Я и не-Я, и ее суть в том, что каким-то образом, исходя из сложного устройства первой границы, возникает чувство: «Вот мое переживание, вот – я, а вот – Другой». Авторы, включая Дэниэла Стерна, писали о том, как мы ощущаем Self и Другого в зависимости от близости или «дальности» восприятия, от контролируемости и неконтролируемости среды. Есть разные способы восприятия Я-идентичности (I-ness).
Взаимодействие на границе есть контакт, но не опыт. Вот видите, здесь уже есть некоторая путаница, потому что первую границу часто называют границей контакта, хотя она функционирует не в режиме контакта, а в режиме опыта. Только когда находишься на этой границе, доходишь до процессов идентификации и отбрасывания, чтобы сказать – «Это я, а это не я», тогда можно сказать, что это мой опыт. Инструменты контакта включают в себя выбор, ответственность, осознавание, агрессию, спонтанность – все это элементы границы. Способов обратной связи еще больше, потому что Другой – это довольно большая территория. В самом деле, я проявляю «себя» в отношении к тому аспекту Другого, который соответствует моим интересам или потребностям. Поэтому я уже выбираю, в отношении какого элемента на территории Другого (otherness) я формирую «себя». Здесь возникает эффект множественной обратной связи. Разумеется, Другой будет делать что-то похожее, потому что у Другого есть свои запросы и потребности. В частном случае, Другой – это человек, и если бы вы сейчас начали зевать от скуки и уходить, то у меня сейчас была бы совсем другая фигура. Но Другой может и не быть человеком: если бы здесь начался пожар, то Другой, в отношении которого я выстраиваю себя, имел бы радикальные отличия. Поэтому существует очень широкое взаимодействие между Self и Другим, и мы создаем себя в каждый момент внутри этого взаимодействия.
Такова вторая граница. Преимущество этого подхода в том, что он позволяет Self быть подвижным, и если вы занимаетесь психотерапией, это помогает видеть Self в движении. В терапии, основанной на философии интрапсихического Self, внутреннего Self, возникает вопрос: за счет чего происходят изменения? Если же вы отталкиваетесь от процессуальной теории нестабильного Self, тогда нужно задавать другой вопрос: а как стабилизировать Self? То, что я пытался объяснить в самом начале, выглядит так: понятно, что, когда Self сформировалось, оно необязательно проявляется в «дискретном» виде.
Граница Personality: Мое/не-Мое Процессы на границе
Осознанные: Невротические:
Мое Не-Мое
Память
Стабильная среда
Воля
Жизненный выбор – Поляризация
Обязательства – Расщепление
Ценности/этика – Устойчивые гештальты
Автономность – Культура – Интроекты
Здесь, если хотите, аналогия с квантовой теорией состоит в том, что при одном подходе к нему Self предъявит свою «вещественную» природу, а при другом подходе это будет процесс. Отсюда с очевид- ностью вытекает, что в психотерапии следует так относиться к Self, чтобы выявить его процессуальный аспект, потому что в таком слу- чае терапия будет очень мощной, легкой и эффективной, и при этом следует избегать «овеществленного» Self (конечно, если вы не хотите засунуть эту «вещь» в какое-нибудь другое место).
Третья граница – это граница Personality (Персоны), я называю ее граница «Мое/не-Мое». Она подразумевает ретрофлексивное использование эго-функций идентификации и отбрасывания. Я отождествляю себя с некоторыми аспектами моего возможного поведения и отчуждаюсь от прочих аспектов. Я говорю: «Я щедрый человек» – и отбрасываю свою скупость. Или я говорю: «Я скверный человек» – и отбрасываю доброту в себе. Свойства Персоны – это память, стабильная среда (я могу ощущать себя определенным образом, только если моя среда как-то поддерживает меня в этом или ее можно «сподвигнуть» на такую поддержку), воля и автономность. В этом есть больше «овеществленного», фиксированного. Здесь вы можете разделять процессы на предполагающие выбор (choiceful) и бессознательные (non-choiceful), или невротические.
Перечислю процессы, предполагающие выбор.
Повседневный выбор. «Я выбираю быть здесь», «Я выбираю не выходить из комнаты в следующий раз, когда мне захочется выпить чашку чая», «Я остаюсь с этим».
Обязательства. «Я дал обязательство своей жене и своей семье не уезжать и не покидать их более чем на две недели, и если я это сделаю, то это буду не-Я».
Ценности и этика. Это присущие мне ценности и этика, а не интроекты, не то, что мне навязано, потому что так легче; это то, во что я верю, что считаю правильным, что считаю своими ценностями.
Культура (?). Я ставлю здесь знак вопроса, потому что некото- рым образом культура тоже может стать константой. Но я также за- думываюсь над тем, что Перлз, Хефферлин и Гудмен говорят о поло- жительной стороне слияния, понимаемой как «быть в слиянии с чем- то, что не представляет проблемы». Для меня проблемой стало бы находиться целиком вне культуры. Поэтому я бы оставил здесь неко- торый выбор. Каким-то образом индивидуальный культурный выбор также осуществляется.
Невротическими являются следующие процессы:
Поляризация. Например, деление на «хорошее» и «плохое» там, где оно становится жестким противопоставлением, с расщеплением на крайности в случае нарциссической или пограничной личности.
Устойчивый гештальт, интроекты (?). Здесь я снова ставлю знак вопроса, потому что, как я надеюсь, вы достаточно долго интроецируете то, что я вам говорю, чтобы затем применить эту информацию. Но если вы продолжаете интроецировать только потому, что вам так легче и безопаснее, то процесс приобретает, скорее, невротический характер.
Итак, в этом – смысл стабилизации Self. Нужно понимать, что здесь все не так уж стабильно и определенно, как кажется. Память, например, весьма изменчива, это ведь не магнитофонная лента. Я могу иметь «длящееся» чувство, то есть ощущать себя как непрерывную сущность, обладающую памятью, но это отложенное в памяти ощущение себя как непрерывной сущности будет не таким, как пять или десять лет назад, и не таким, как через пять-десять лет. Мое ощущение стабильности, по сути, иллюзорно, поскольку оно меняется со временем. Мое ощущение моей стабильности не стабильно, вот в чем парадокс.
После того, как я вам рассказал о трех границах, хочу вам предложить схему, похожую на ту, что использована в работе Дэниэла Стерна. Они связаны друг с другом, обе они верны, и нам придется переключаться между ними. Очевидно, физическая граница – первична, это – основа, это – ощущение поля. Однако после того как эго- граница сформирована, она трансформирует и физическую границу. Я могу совершать выбор, то есть я нахожусь в некой физической гра- нице, которую я сам выбрал, я могу быть здесь или могу плавать в бассейне, если говорить совсем уж просто. Таким образом, эго- граница связана с физической границей рефлексивной обратной связью. Я обобщаю или, если угодно, осмысляю, переходя от эго- границы к границе Персоны. Но когда я это проделал, это влияет на то, какой я делаю выбор и какую физическую границу я создаю. Таким образом, эти три уровня связаны целым ворохом обратных связей. Полагаю, эти уровни и петли обратных связей между ними хорошо соотносятся с тем, как я переживаю Self и как я понимаю Self.
Если вернуться к книге Перлза – Хефферлина – Гудмена и функциям Self, то мы увидим, что физическая граница соответствует функции Id. Разберемся с Id. В этой книге дается два определения данному понятию. В главе Self, Ego, Id and Personality (в опубликованном переводе книги название этой главы переведено как «Самость, Эго, Id и Личность»). содержится определение, которым я пользуюсь, и которое относится к первой границе: «Id представляется как нечто пассивное, рассеянное и ирра- циональное, его содержание призрачно, тело выходит на первый план». Здесь есть только зачаточная схема «фигура-фон», больше ничего. Это медитативное, продуктивное состояние пустоты. Оно имеет отношение скорее к фону, чем к фигуре. Это момент, предшествующий формированию какой-либо устойчивой фигуры. В главе о творческом приспособлении и последовательности контакта дается следующая формулировка: «Преконтакт: тело – фон, инстинктивная потребность организма или воздействие окружающей среды – фигура». Это то, что осознается как «данное» или Id ситуации, но потом они добавляют кусочек из первого определения – «растворяющаяся в своих возможностях». Но как это укладывается во второе определение, я затрудняюсь сказать. Первое кажется мне более фундаментальным, и я принимаю его за определение Id. Интересно, что когда я говорил с другими людьми, которые размышляли об этом, я обнаружил, что они воспринимают Id главным образом как осознавание тела, желаний, потребностей. Это сильно отличается от «телесного на первом плане», в этом больше устойчивого, больше «непризрачного». Я не хочу здесь спорить о плюсах и минусах того или другого опре- деления, нельзя сказать, что одно правильно, а другое нет, в конце концов, оба они есть в книге. Если то, что я вам говорю, покажется странным, то это потому, что я беру за основу одно определение, а вы можете пользоваться другим.
Это определение Id хорошо согласуется с представлением об Id как о предтече Self, «пред-самости» (pre-self), как о потоке поля, поскольку Id имеет отношение скорее к полю, чем ко «мне». Это тигель, в котором выплавляется переживание «себя», – кусочки переживания Self и мелкие фигуры. В таком определении – отдых, расслабление мышц, переживание любого опыта без привязанности к чему-либо. Наглядный вариант такого переживания – медитация дзадзэн (Дзадзэн («сидячая медитация») – медитативная практика, являющаяся основополагающей в дзэн-буддизме. – Прим. перев.), которой я занимался. Во время медитации что-то приходит к тебе в голову или ты начинаешь что-то видеть, но тебе говорят: отпусти это, пусть оно пройдет сквозь тебя, не привязывайся к этому. Привязанность это использование функции Ego. Я вижу проблему со вторым определением в том, что оно «импортирует» Ego-функцию в Id.
Итак, на данном этапе у нас есть граница «организм/среда», есть переживание, есть немного Self или его нет вообще. Есть зарождающееся Self (selfing), которое появляется, когда я переживаю что-то, ощущаю свое тело «на первом плане» или когда я ощущаю что-то и «отпускаю» это. Совершенно очевидно, что Ego-граница связана с ego-функциями, с выбором. Граница Персоны опирается на функции Перcоны, но при таком подходе вся концепция склонна расширяться: это не просто вербализованное ощущение Self, это его затвердевание, это аспект «овеществленности» (thingness) Self.
Я займу еще несколько минут, чтобы поговорить об использовании выше изложенного в клинической практике. Хочу сосредоточиться на самом первом собеседовании при знакомстве с клиентом, потому что это на самом деле прекрасный способ диагностики. Вот входит человек, мы никогда раньше не встречались. Разрешает ли он себе момент «незнания», момент, когда он не выделяет никакой фигуры? Разрешает ли он себе подождать и посмотреть, что будет дальше, или у него наготове есть некая стереотипная фигура? Если хотите, такая «карта», такая интерпретация Id говорит о том, что потеря Ego-функции есть следствие проблемы с Id: если мне страшно войти в ситуацию неопределенности или я чувствую себя лишенным поддержки в том, чтобы столкнуться с ситуацией непредсказуемости и просто побыть с этим, с этой неопределенностью, с пустотой Id, тогда все, что я могу сделать, чтобы выделить фигуру и фон, – это придумать какой-нибудь трюк, какую-нибудь технику, найти что-то такое, из чего я сделаю фигуру в качестве фиксированного гештальта, некой заданности. Если я принимаю описанное толкование Id, то в этот момент я становлюсь творцом, художником-импровизатором: художником «себя», художником жизни. Это подлинно экзистенциальный момент, где у меня есть свобода и страх этой свободы, но мне нужно дать себе немного времени для осознания этой свободы и этого замешательства, которое на самом деле очень позитивно, ибо только благодаря этому замешательству и чувству неопределенности мы познаем свободную волю. Если я чувствую слишком сильную тревогу или слишком большую нехватку поддержки в моем страхе войти туда, тогда мне не остается ничего другого, как строить фиксированные гештальты. Я начну искать кого-нибудь, кто будет меня ненавидеть, кого-то, кто будет меня любить, кто займется со мной сексом, кто даст мне денег, кто будет меня хвалить или проклинать. Эти «кто-то» вторичны, первично же здесь то, что все они нам знако- мы, а все прочее – незнакомо и мне придется какое-то время пребывать в пустоте.
Так что первое, что я пытаюсь рассмотреть в клиенте, это – умеет ли он делать это? И делает ли он это? Конечно, мне тоже нужно уметь делать это. Мне нужно уметь смотреть, но не привязываться к увиденному, потому что я пока не знаю, что оно означает. Потому что смысл – это то, что нам придется создавать вместе. Поэтому если клиент сразу же начинает говорить, начинает все мне рассказывать о себе, мне нужно остановить его и сказать: «Вы меня хорошо рассмотрели? Есть ли у вас ощущение, что я тот человек, которому вы хотите рассказывать все эти вещи?» Вот что мне нужно будет сделать в первую очередь, когда войдет клиент.
Вторая граница: насколько он способен выбирать? Что он выбирает? Чего хочет от меня? Каким он хочет, чтобы я был? Как он вы- ражает это? Насколько подвижен процесс между нами, то есть процесс на границе «Self/Другой»? Что я сам чувствую по отношению к нему, каким хочу его видеть? Что мне в нем нравится или не нравится? Я делаю все возможное, чтобы избежать любого рода заданности, включая симпатии к клиенту, потому что это в некотором смысле запрос на характер отношений – «продолжай вести себя приятным образом». Я хочу, чтобы мы испытывали целую гамму чувств, включая неприязнь, гнев, страх, нежность, сексуальное влечение, – всего понемногу. Каждый фрагмент жизни клиента, который тот пришел поисследовать, должен быть по возможности размещен здесь же, поэтому мне нужно уметь открываться всему этому. Конечно, это не значит, что я занимаюсь сексом с клиентами, это значит, что нужно быть открытым для исследования и этого аспекта отношений.
Граница Personality: в общем и целом, является ли Personality клиента поддерживающей его в данный момент? Может ли она обновляться в процессе переживания опыта или она представляет собой застывший набор поведенческих реакций, позиций или интроектов, которые были с необходимостью выработаны клиентом в ответ на поведение внешнего мира и могли быть уместны много лет назад, но неэффективны в сегодняшнем мире?
Переходя от границы к границе, я получаю довольно ясное представление о том, где находится клиент, где я с клиентом и какого рода сотворчеством мы с ним занимаемся в данный момент. Отсюда мы можем продолжить исследование. Здесь я не работаю на уровне Personality, этот уровень будет меняться вместе с изменениями на двух других уровнях. Мне требуется часто возвращаться к первой (Id, или физической) границе, где я задаю вопрос: «Теперь, когда мы подошли к этому, что здесь происходит? Что для тебя в этом сейчас?» – переходя к возникающей отсюда новой организации границы «Self/Другой» для данного момента, а потом – дальше, к обновлению границы Personality, с тем чтобы она реально служила человеку в данном мире в данный момент вместо того, чтобы служить ему неподвижной защитной стратегией.
Вопросы
(В ответ на вопрос о развитии младенца)
Питер: Полагаю, что Personality появляется на более позднем этапе развития, но очевидно, что физическая граница контакта присутствует с первых дней. Стерн говорит, что и Ego, и осуществление выбора также присутствуют с самого начала. Эти переходы вперед-назад между Id и Ego, между физической границей и ego-границей уже имеются с рождения, хотя и не опосредованные речью, устойчи- выми структурами, фиксированной границей Personality.
Вопрос: А мне непонятно кое-что другое. Когда вы говорили о первой границе, мне очень понравилась модель, которую вы предлагаете. Но когда вы говорите, что процесс на границе – это переживание опыта, но это не мое переживание, я не понимаю, почему вы отделяете опыт от того, кто его переживает. Мне кажется, это звучит как попытка занять некую объективистскую позицию. Не могу себе представить переживание вне субъекта переживания.
Питер: Я бы сказал, что все определяется культурой. В западных языках у каждого сказуемого есть подлежащее, а в китайском языке это не так. Язык совершенно нас ограничивает, поэтому для нас нет сказуемого без подлежащего. Скажу лишь, что на этом этапе существует переживание, но нет «хозяина» этого переживания.
Вопрос: В вашей статье «Стерн и гештальт» вы утверждаете, что дифференциация происходит раньше объединения. Хотелось бы услышать от вас и Филипа, и, возможно, от Майкла, о каком гештальте вы пишете, потому что Майкл и Филип в своих статьях говорят совсем другие вещи, и это сбивает меня с толку. Мне на самом деле интересно, что происходит сначала, а что потом, и что вы об этом думаете. Если вы об этом немного расскажете, это будет полезно – мне, по крайней мере.
Питер: Мне следовало бы раньше рассказать о том, как я понимаю гештальт. Есть множество разных точек зрения на гештальт- терапию. На мой взгляд, важный научный вклад Дэниэла Стерна – это его положение о том, что первая фаза развития не является симбиотической. Ребенок автономен – насколько позволяет его физиология – уже с первых дней жизни, и, как показывают исследования, родитель больше подражает ребенку, чем ребенок подражает родителю. На самом деле, родителю в гораздо большей степени нужно уметь «считывать» потребности ребенка, чем ребенку считывать потребности родителя. По своему опыту знаю, что дети совершенно не думают об интересах и комфорте своих родителей. Поэтому Стерн и говорит, что переживание бытия с Другим следует за переживанием «себя» в отношениях с Другим, что, на мой взгляд, больше соответствует гештальт-терапии и тому, что Бубер писал о дистанцировании и контакте (в той статье я тоже об этом говорю).
Филипп Лихтенберг: Я не согласен. Может быть, это покажется странным, но я сошлюсь не на Дэниэла Стерна, а на Зигмунда Фрейда. Я полагаю, что гештальт-терапия, рассматривая контактирование и уход, обращалась к работам Фрейда, но до 1950-х годов они не были переведены. Но я думаю, что дифференциация и объединение, автономность и слияние, независимость и принадлежность к некой общности, более крупной, чем одна личность, – все это части одного и того же процесса. Он разворачивается во времени, поэтому можно сказать, что обособление случается раньше, чем соприкосновение, потому что контактирование происходит между людьми, которые уже обладают определенной степенью отдельности. Но в процессе того, как они контактируют друг с другом и достигают полного контакта, они становятся частью чего-то большего, чем они сами. Что касается ребенка… Кстати, Фрейд здесь запутался, а я его всего лишь уточнил (я думаю, у него было две разных теории, вот что я хочу сказать).
Говоря о переживании удовлетворения, являющимся фоном для контакта и отхода, он доказывает, что младенец пытается решить свои проблемы самостоятельно, но это не приносит ему успеха. Будучи «автономным», младенец не может накормить себя, поэтому он кричит. Прибегает мать и кормит его, они встречаются, ребенок по- лучает чувственное восприятие матери, а также своего собственного плача и своих рефлексов. Таким образом, он приобретает ту самую отдельность, на которую сможет полагаться, но также и восприятие общности во время этой встречи с матерью. Они становятся чем-то единым, ребенок достигает удовлетворения и засыпает. Гештальт- терапия как раз и подчеркивает эту диалектику отдельности и совместности в каждом событии. В этом событийном процессе одно никогда не обгоняет другое.
Майкл Миллер: Ну, что бы я мог тут сказать? Думаю, что мы не противоречим друг другу. Все идет от Адама и Евы, включая стереотип пассивного и агрессивного мужчины, обвиняющего женщину во всех смертных грехах. И все же здесь нет противоречия. По правде говоря, не знаю, с чего все начинается, – не только в развитии ребенка, но и в жизни любой пары, даже если «они жили счастливо и умерли в один день». Я тоже считаю, что есть диалектика дифференциации и объединения и что в некотором смысле слияние всегда присутствует в каждом соприкосновении, по крайней мере, как часть фона, так же, как и разделение присутствует в каждый момент соединения.
Есть одна вещь, которая меня восхищает. Не знаю, знакомы ли вы с работой Барри Брейзелтона, может быть, кое-кто и знаком. Брейзелтон – прекрасный американский педиатр, автор теории о первых этапах развития младенца. Он разработал тесты, рассчитанные на детей, которым от рождения всего несколько часов. Мой сын подвергся одному из тестов по Брейзелтону через шесть часов после рождения, и у него выявилась необычайная способность к формированию взаимодействия. По сути, он уже мог «сказать» «да» и «нет». Можно заключить, что мой сын родился с кристальной ego-функцией. Он не сливался, он контролировал процесс слияния с его матерью (чего мне никогда не удавалось добиться, – ни с матерью, ни с женой). Поэтому я уверен, что отмеченные противоположности нельзя ни зафиксировать, ни выстроить в последовательность «до и после», они просто существуют, как все противоположности, и в разное время становятся фигурой или фоном. На протяжении жизни есть близость на перед- нем плане и близость на заднем плане.
Жан-Мари Робин: Раз уж в нашей теории и практике мы ориентируемся на поле, можно сказать, что внутри поля существует два типа переходов: переход к дифференциации и переход к объединению. Мы теперь как раз и тратим время на то, чтобы разобраться с этими переходами. Переходы между дифференциацией и объединением – это как раз то, что мы в гештальт-терапии называем контак- том. Грубо говоря, когда в клинической практике мне попадается пациент с крайне индивидуалистической позицией, разновидностью са- мовлюбленности, то есть с избытком дифференциации, моя задача состоит в том, чтобы раскрыть – помочь ему раскрыть – переживание объединения в поле, ощутить интеграцию в «мы», даже смоделированного «мы» ситуации, но все же чего-то большего, чем он сам. И если какой-то другой пациент, напротив, недостаточно дифференцирован, я буду работать над его дифференциацией. При этом мы посвящаем все сеансы этому балансу между дифференциацией и объединением, потом опять – дифференциации и объединению, и эти переходы вперед-назад – это как раз то, что мы называем Self, или строительством «себя» (selfing). Self не является неизменной сущностью, это процесс, протекающий от дифференциации к объединению и обратно, и мне как терапевту неважно, что исторически было первым – дифференциация или объединение, об этом бессмысленно рассуждать, потому что все меняется.
Маргерита Спаньоло Лобб: Мне бы хотелось вернуться к вопросу о теории развития в гештальт-терапии. Полагаю, что недавние исследования Дэниэла Стерна, с одной стороны, во многом согласуются с гештальт-терапией, но, с другой стороны, загоняют ее в тупик. Взять хотя бы понятие слияния. В январе прошлого года Дэниэл Стерн выступал у нас в университете, и в плане подготовки к его приезду я взяла у него интервью. Оно было опубликовано в Италии, кажется, под заголовком «Путешествие ребенка от одиночества к контакту». Понятно (и Питер об этом говорил), что Дэниэл Стерн расходится с теорией Маргарет Малер в том, что, по его мнению, первая стадия развития ребенка не является симбиотической, это стадия дифференциации, что он доказывает во многих исследованиях. А недавно он доказал, что ребенок не только обладает способностью дифференцироваться от матери, от Другого, но также способен к эмпатии: он понимает, чего хочет мать или отец, и делает то, чего они хотят. Поэтому, с одной стороны, нам с позиций нашей теории развития понятно: когда мы говорим о способности к контакту, мы имеем в виду, что ребенок приобретает навык более качественного контакта. С другой стороны, куда нам девать понятие слияния? Ведь в учебниках по гештальт-терапии сказано, что слияние наблюдается в начальный период жизни: существует слияние между матерью и ребенком, нет ощущения границ, мать осознает нужды ребенка благодаря здоровому слиянию. Поэтому, как мне кажется, мы должны отличать понятие слияния от понятия симбиоза. Они отличаются, они должны отличаться, но я пока не знаю как. Мне бы хотелось в этом разобраться.
Гари Йонтеф: Как вариант, возможно, что Перлз, Хефферлин и Гудмен ошибаются, когда утверждают, что слияние – это первая стадия жизни. И еще я думаю, что рассматривать вещи в линейной последовательности – сначала А, потом Б – не слишком научно с точки зрения теории поля. События могут происходить одновременно.
Питер: Я согласен с тем, что Гари сказал в начале: когда была написана книга Перлза, Хефферлина и Гудмена, Маргарет Малер была вне критики. Она опиралась на материалы своих исследований, которые перекочевали в книгу, в этом и состояла их ошибка. Полагаю, мы можем закрыть глаза на эти материалы. Во-вторых, если мы посмотрим на эго-границу, то процесс контакта протекает на границе «Я/не-Я», поэтому для контакта нужна хоть какая-то, хотя бы зача- точная форма границы «Я/не-Я». Это единственное, что соотносится с моим взглядом на эту проблему. Это не значит, что я всегда буду так думать, но сегодня мне кажется, что дело обстоит именно так. Сточки зрения теории гештальта, нужно некое чувство границы «Я/не-Я» для того, чтобы контакт состоялся.
Вопрос: Я хотела бы поделиться с вами одним примером. Не знаю, что вы сможете извлечь из него, но этот пример мне вспомнил- ся, когда мы говорили о симбиозе матери и ребенка. Я еще давно где- то об этом читала. Вы знаете, что африканские матери носят детей на теле. Одну такую женщину спросили: почему вы всегда ходите сухими, хотя носите ребенка вот таким образом? Откуда вы знаете, когда ребенку надо помочиться? Она ответила: «А разве вы не знаете, когда вам самому надо отлить?» Выходит, потребность ее ребенка – все равно, что ее собственная, она может распознать потребность ребенка и среагировать на нее. Хотелось бы разобраться, как эта способность матери быть в симбиозе с ребенком помогает ребенку выстроить собственное Self, или свою идентичность или индивидуацию. Не знаю, можно ли это назвать слиянием, но подобная адаптация матери к по- требностям дитя помогает ему индивидуализироваться.
Майкл: Я вспомнил, что хотел сказать, и это перекликается с тем, о чем только что говорила Сильви. Я думаю, что потребности действительно надо иметь в виду. В идеально здоровой ситуации (даже если эта ситуация утопическая) потребность ребенка в заботе о нем и потребность матери заботиться о ребенке порождают некое встречное движение, словно сходятся две части одной природы. Это не то же самое, что слияние. Думаю, проблема в том, что мы затронули концепцию отчасти патологической потери границы, по крайней мере, как она обсуждается в книге Перлза – Хефферлина – Гудмена и в другой литературе по гештальт-терапии. В этом случае потребности одного человека или потребности обеих сторон вроде бы подавляются, и я действую так, как будто у нас с тобой одни и те же потребности. Мы применили эту схему, пользуясь проекцией взрослого человека, к ситуации ребенка, но термин «слияние» здесь совсем не подходит. Поэтому повторю то, что говорил ранее. Вообще-то, то, что я сейчас скажу, я собирался сказать в конце семинара, ну да ладно. Я думаю, что способность человека к творчеству является врожденной, точно так же, как врожденной является его способность к восприятию языка, причем эта способность присутствует с самого начала. В некотором смысле грудной ребенок уже творчески активен, по крайней мере, к моменту появления на свет, и это творческое формирование опыта происходит с первых моментов жизни, мы можем это наблю- дать.
Например, даже Фрейд признавал один аспект этой творческой деятельности: лишенный заботливого родителя, ребенок выдумывал некое подобие мечтательного удовлетворения. Это первичный процесс, но это и есть творческая способность. Есть также творческие способности, которые сбивают с пути и ведут к большим неприятностям. Но творчество присуще человеку изначально, оно не пассивно, это не слияние, это нечто другое. И, уж если на то пошло, не знаю как Хефферлин, но Пол Гудмен (возможно) и Перлз (определенно) уделили мало внимания детям.
Питер ФИЛИППСОН (Великобритания) – магистр естественных наук, один из основателей Манчестерского гештальт-центра, педагог-супервизор Института подготовки гештальт-терапевтов (Великобритания), ассоциированный член Нью-Йоркского института гештальт-терапии. Автор книги «Self в отношениях» (издво Gestalt Journal Press), соавтор книги «Гештальт: работа с группой» (изд-во Manchester Gestalt Centre) и автор множества статей в британских, американских, канадских и испанских журналах по гештальту. Обучается и преподает айкидо.
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.