Существование различных теорий развития (Magnusson, Stattin, 2006; Salonia, 2005а; Kopp, 2011), при том, что они обогащают наше знание о внутреннем мире ребенка и его межличностных отношениях, заставляет нас полностью осознать риск избирательности восприятия в нашем понимании ребенка.
В действительности нельзя недооценивать, что теоретические предпосылки терапевта, также как и его субъективность, могут становиться препятствием для точного восприятия опыта пациента в психотерапевтическом процессе (Eagle, 2011), тем более когда эта возможность затрагивает развитие ребенка и невербальную коммуникацию. Отталкиваясь от этой предпосылки, мы ставим вопрос, а не является ли любая теория развития лишь описанием различных способов отношения к ребенку со стороны взрослого.
Дабы редуцировать влияние предпонимания, опираясь на предположение Гадамера (1983), мы полагаем, что описание социокультурного контекста может служить ориентиром в построении любой теории.
Восприятие взрослым ребенка определяется социокультурным контекстом, в котором они существуют и, в частности, сложившейся в нем Базовой моделью отношений (БМО; GafFney, Parlett, Salonia, 2010; Salonia, 2005a; Elias, 1991).
Когда все члены общества разделяют одно и то же переживание угрозы, потребность в принадлежности, чувство «Мы» («вместе мы сила, а порознь погибнем»), выходит на передний план: в этом контексте воспитание ребенка осуществляется на уровне интроективного послушания и пассивного приспособления. С другой стороны, когда общество не ощущает неизбежной и всепроникающей угрозы, потребность в принадлежности ослабевает (общество становится «текучим») (Bauman, 2000; 2001). Основной упор делается на субъективный опыт и творческие способности: в этой связи считается важным прислушиваться к нуждам ребенка и поощрять его творческое самовыражение.
В частности, в БМО/Мы — в сплоченном обществе, которое стремится к безопасности, вектор развития будет направлен на создание функциональных интроекций на основе страха, правил, а также чувства вины (Guilty Man; Kohut, 1977); с другой стороны, в БМО/Я ребенок будет восприниматься и воспитываться в рамках герменевтической субъективности, телесности и креативности; он столкнется с необходимостью самореализовываться (The Tragic Man; Kohut, 1977) и сочетать свои свободу и самореализацию с таковыми у других,
В этом ракурсе, каждая новая теория развития не противоречит предыдущим, а дополняет их.
В данной статье представлен инновационный вклад гештальт-терапии с ее клинической спецификой в разработку теории развития.
Благодаря существованию различных теорий развития гештальт-терапия смогла провести ревизию своих оснований с разных точек зрения. Прежде всего, посредством первого важнейшего предположения ее основателей: осознание решающего значения того очевидного факта, что кусание и жевание — это способ ассимиляции. (Перлз, 1947) Вслед за этим в гештальт-теории и практике были разработаны модель работы с детьми (Oaklander, 1988; Bove Fernandez и др., 2006) и описание стадий развития тела ребенка (Frank, 2001). Следующая попытка обрисовать теорию развития ребенка, используя способы и стадии цикла контакта (Модель «от Мы к Я/Ты»; Salonia, 1989а; 1992) была предпринята в 80-х. Герменевтический код, при помощи которого гештальт-терапия рассматривает человеческий организм, может быть выражен в тройственной парадигме, в которой соотносятся тело (теория Селф и его функций: Ид, Персоналити и Это), отношения (теория контакта с его способами и стадиями: гештальт-цикла контакта) и возраст (теория развития и ее стадии).
Теории развития в гештальт-терапии
Гештальт-терапия появляется в 50-х годах как одно из основных направлений гуманистического движения. Характеристикой нового «духа времени» становится акцент на настоящем; новая эпистемологическая модель подчеркивает «глубину поверхности» и нацелена на уменьшение интереса к прошлому и в особенности к детству пациента. И действительно, появляются новые типы пациентов (нарциссические и с пограничным расстройством), которые отрицают влияние прошлого (Kohut 1977, 1978).
В гуманистических направлениях эта новая особенность повлекла, как мы увидим, уменьшение интереса к психологии развития, которую подозревают в возвращении к психоаналитической перспективе. Ровесница (или современница) гештальт-терапии клиент-центрированная терапия Карла Роджерса (1951) умещает свою синтетическую и укороченную теорию развития на нескольких страницах.
1. Фриц Перлз: ребенок кусает!
Парадоксально, но гештальт-терапия появляется благодаря блестящему открытию в области психологии развития. Пара психоаналитиков, Фриц и Лора Перлз, наблюдая за своими детьми обнаруживают, что кусание (способность и необходимость разрушать еду), появляется намного раньше, чем предполагал Фрейд (Перлз, 1947).
Снова расширившиеся горизонты телесности порождают новые идеи как на антропологическом, так и на клиническом уровнях.
Интроективная фаза уменьшается, поскольку с появлением зубов у ребенка изменяется и способ питания: жевание — это позитивная агрессия, направленная на разрушение пищи и превращение ее в удобоваримую (физическая корреляция: «ребенок кусает!»). Об этом также говорили Карл Абрахам (1966) и другие, описывая вторую, садистическую, фазу оральной стадии.
Изучение Перлзом кусания стало отправной точкой для создания новой парадигмы понимания человеческого существования (и, в особенности, процессов обучения и изменения) и развития ребенка. Также ученые понимали значимость изменений, происходящих в обществе: осуществлялся переход от сплоченного и жесткого общества, которое нуждается в интроекции конкретных ценностей (БМО/Мы) к более «гибкому» (БМО/Я), в котором субъект хочет проявлять собственную силу и индивидуальность. (БМО – Базовая Модель Отношений)
Здоровая агрессия (не связанная напрямую с разрушением и фрустрацией) переживается, и в терапии, и в жизни, как саморегуляция, при этом обращение ко внешней сущности (такой как Супер-Эго) становится совершенно бесполезным, в чем мы дальше сможем убедиться. Пациент становится протагонистом терапевтического лечения как «со-конструкции» опыта взаимоотношений (как когнитивисты скажут тридцать лет спустя).
Открытие Перлза было несомненно продуктивным и расширило теоретические и клинические горизонты гештальт-терапии: его парадигма до сих пор вдохновляет рефлексию и практику гештальт-терапевтов. Однако, утверждение, что кусание является предвестником агрессии, которая, по мнению Фрейда, должна появляться только на анальной стадии, стало предметом критики. В действительности, мнение Перлза о том, что агрессия кусания предвосхищает анальную стадию (Salonia, 1992; Salonia, Horney, Perls, 1994), кажется не совсем понятным: когда ребенок разжевывает пищу зубами, он используют свою собственную силу (агрессию кусания) по отношению к чему-то, что приходит из среды и будет помещено внутрь его тела; на анальной же стадии, ребенок получает силу удерживать либо отпускать то, что уже принадлежит его собственному телу. Данные реляционные модальности качественно отличаются (Salonia, 2011с).
Возможно, некоторые сложности теории и клинической практики гештальт-терапии появились из-за этой путаницы: недостаточно внимания уделяется теме власти и недооценивается функция Персоналити в структуре Селф, и другие похожие темы.
2. После теории Перлза: от Мы к Я-Ты
До конца восьмидесятых вопросы психологии развития в гештальт-сообществе оставались без внимания: на теорию Фрейда смотрели через призму критической и пропозитивной интерпретации Перлза, опасались размышлять на тему психологии развития, которая вроде как являлась возвращением к прошлому, что противоречило модели, сфокусированной на «здесь-и-теперь» и «настоящем-для- будущего».
В восьмидесятых интерес к психологии развития возвращается (Salonia, 1989; 1992; McConville, 1995; Wheeler, 1991; 2000а; Frank, 2001). Он появляется не потому что возвращается внимание к прошлому, а благодаря необходимости попытки очертить стадии, которые проходит формирующийся навык гештальт-контакта. Во вторую очередь, возникает необходимость в разработке теории развития как парадигме, которая позволила бы (это именно то, что и произошло) определить точки отсчета и получить ясный клинический взгляд на индивидуальную и групповую терапию с серьезно больными пациентами.
Новая модель была названа «от мы к Я-Ты» (Salonia, 1989; 1992) и описана в способах и стадиях контактного цикла: «Мы» первичного слияния, «Ты» от которого некто зависит, (стадия интроекции/ориентации), «Ты», на которого направлена энергия (проекция/манипуляция), Эго («Я») самостоятельности (ретрофлексия), «Я-Ты» контакта. Наконец, на границе контакта присутствуют двое для достижения созревания. Согласуясь с мнением Стерна, мы считаем очевидным, что каждой стадии присуща завершенность, которая включает ассимилированные результаты предыдущей стадии и предпосылки последующей. В представленной характерной последовательности гештальт-терапия утверждает некоторые фундаментальные основы для разработки теории развития.
2.1 Теория развития Селф в гештальт-терапии
В гештальт-теории развития больше внимания уделяется концепции Селф ребенка, чем его внутрипсихическому миру (двадцать лет спустя Стерн назовет это «межличностный мир», Stern, 1985), что соответствует принципу гештальт-терапии, утверждающему, что организм всегда находится в отношениях и внутри движения отношений: обоюдная направленность отношений между ребенком и заботящимися лицами — это ключ герменевтики развития в гештальт-терапии.
2.2. «Бытие-между»: теория развития границы контакта в гештальт-терапии
Гештальт-теория развития в большей мере описывает развитие границы контакта (регистр переживаемых взаимных отношений) между ребенком и его родительскими фигурами, чем индивидуальное развитие ребенка (как монады). В соответствии с этой точкой зрения, развитие имеет место на границе контакта: различные уровни границы контакта, эволюционируя, сменяют друг друга в зависимости от фазы развития ребенка и от обратной связи родителей.
Из первичного слияния, преимущественно физиологического, постепенно формируется чувство присутствия/отсутствия тела: через тело другого ребенок переживает, что его собственное тело испытывает голод, ощущает собственные желания и каково существование в отсутствии другого (он ощущает собственное тело по отношению к телу другого). Иными словами, «мы достигаем себя» в тот момент, когда «Я» ощущает «Ты» рядом с собой. Этот процесс, как мы уже говорили, происходит путем развития преемственности различных уровней границы контакта, в сочетании стадии развития ребенка и родительского ответа.
Рассматривая данный аспект, Стерн использует термин «бытие-с»; но, применяя феноменологические категории, гештальт-терапия предпочитает говорить о «бытии-здесь-между» (Salonia, 2005b; 2005с; 2012b), где «между» относится к категории границы контакта организма и среды, а «здесь» относится как к феноменологической кривой «здесь-и-теперь» (и «настоящего-для-будущего»), так и к межтелесности как переживанию взаимодействия между двумя телами (Salonia, 2008а).
Понятие межтелесности, которое ставит «тело» в категорию интерсубъективности (Merleau—Ponty, 1951; 1971), представляет центральный концепт в гештальт- терапии: фактически, тела ребенка и родителей Существуют в физической «реальности-между», в которой могут встречаться различные препятствия и случаться прорывы в развитии. Например, родительский запрет становится препятствием (и дисфункциональным интроектом), если он передается с напряжением, которое идет от тела родителя к телу ребенка: слова родителя становятся значимыми не столько из-за их содержания, сколько из-за тона голоса или напряжения/расслабления его/ее тела (Sаlonia, 2008а).
2.3. В начале первичного слияния
Гештальт-терапия определяет слияние как первичную модальность отношений. Такое прочтение может внести значительный вклад в решение многих вопросов, связанных с первой стадией развития и симбиозом («аутизм» и «симбиоз» в концепции Малер теперь звучат старомодно).
Слияние — новый взгляд на первичное «бытие-между» который признает реальность ранней независимости ребенка (что подтверждают исследования по детской психологии). Гештальт-терапия говорит об отношении слияния между родительской фигурой (выражение «родительская фигура» мне кажется более точным, чем «ухаживающее лицо») и ребенком в том смысле, что происходит взаимное сближение их восприятий: каждый видит мир как собственными глазами, так и глазами другого. Иными словами, оба испытывают своего рода «перцептивную одержимость» друг другом. Стендаль (1993), рассуждая о переживании влюбленности, описывает феномен «кристаллизации»; для влюбленного закат — это не просто закат, а прекрасный закат, потому что рядом она, или он мог бы быть прекрасен, если бы она была рядом.
В эволюции стадий, которая развивается в соответствии с «эпигенетическим принципом» Эриксона (Erikson, 1950), если поддержка заботящегося лица не является «достаточно хорошей», в развитии могут возникать некоторые препятствия, произойдет застревание на одной из стадий, а ребенок не приобретет необходимые первичные навыки полного контакта.
Применение данной модели в клинической практике при лечении трудных пациентов (Connate, 1998-1999; 2008) и в психиатрических клиниках подтверждает пользуй ценность взгляда гештальт-терапии на психологию развития.
2.4. Эдип как переломный момент
Эдипов комплекс — или эдипальная ситуация — безусловно одно из самых щекотливых мест любой теории развития. Толкование эдипальной стадии является своего рода водоразделом между фрейдистской и гештальтистской герменевтиками развития.
В сущности, в основе эпистемологии развития лежит альтернативный вопрос: нужно ли наличие возможного «инцестуозного» (и дисфункционального) желания рассматривать как присущее физиологии и универсальное или оно показывает дисфункцию отношений в первичном треугольнике?
Когда Фрейд смотрел на инцестуозное желание как физиологическое, ему пришлось прибегнуть ко внешней регулирующей инстанции (Супер-Эго) и сделать вывод, что «культура и ее недовольство» не могут быть полностью устранены. Согласно теории эдипова комплекса, влечения сдерживаются во имя Отца. Исследователи детской психологии, напротив, сталкиваются с трудностями в использовании понятия «Супер-Эго» и вместо него ссылаются на эмоциональную регуляцию в системной матрице. Гуманистические направления психотерапии, по факту, всегда держались мнения, что концепция Супер-Эго является избыточной рядом с концепцией саморегуляции организма.
Гештальт-терапия идет даже дальше, утверждая что отношения регулируют сами себя; присутствие инцестуозного желания является признаком недостатка саморегуляции в родительских отношениях (Salonia and Spagnuolo Lobb, 1986; Salonia, 2010a). Эта идея является предвестником того, что в наши дни называется «ко-родительством»
В гештальт-терапии идея треугольника отражает эпистемологию, в рамках которой отношения являются саморегулирующимися. Как мы понимаем, непримиримые эпистемологические расхождения порождают различия в практике.
В первом случае, терапевтическая работа будет сконцентрирована на контейнировании инцестуозного желания ребенка; во втором фокус работы будет на ко-родительских отношениях.
Гештальт-терапия; в отличии от Лозаннской триадической игры, не разграничивает вербальное или невербальное поведение, а фокусируется на опытах взаимоотношений: родитель переживает опыт отношения к ребенку, который в свою очередь обусловлен тем, как родитель относится к партнеру по ко-родительству (отличать от супруга), и тем, как он воспринимает отношения между ко-родителем и ребенком. Например, в зависимости от этих переживаний, родитель, обнимая ребенка, реализует тот или иной стиль холдинга. Следовательно, идея первичного треугольника в большей мере касается отношений, чем поведения. Поэтому в треугольнике гештальт-терапии, третий человек уже изначально присутствует в первичной диаде и не обязательно, чтобы третий появлялся физически, дабы вскрыть диаду мать-ребенок: влечения регулируются не «ради отца», но «ради отношений» (Salonia, 2005b).
2.5. К новым перспективам теории развития: внутриличностная граница контакта
Если я спрошу Джорджио (18 месяцев): «Где ты был этим утром?» он ответит: «Дети» желая сообщить, что он был в яслях. Если я спрошу: «Тебе нравится быть с детьми?» Он посмотрит на меня и уйдет. Он может узнавать людей, события, подарки, он знает, как сказать да или нет, но у него нет слов, чтобы выразить свой внутренний мир.
Осознавание себя — в смысле «понимать себя» или «представлять себя себе»— не дано изначально, но является пунктом прибытия на пути первичного развития. Как уже упоминалось, эта точка определяется различными способами в зависимости от «духа времени»: в традиционном репрессивном обществе — это разрешение Эдипова комплекса (Freud, 1962); в нарциссическом обществе Лаша — независимость как «постоянство внутреннего объекта» (Mahler, Pine and Bergman, 1975); в постмодернистском индивидуализме — возможность вступать в диалог («нарративная самость»; Stern, 1985); в гештальт-терапии 80-х — «навык взаимоотношений», который развивается от Мы к Я-Ты (Salonia, 1992).
В контексте современного текучего общества, мы предлагаем «пересмотреть» фундаментальный элемент гештальт-терапии, который может быть назван «внутриличностная граница контакта» Другими словами, следуя за прекрасной идеей Перлза заменить метод «свободных ассоциаций» методом «концентрации» («Что ты сейчас чувствуешь?»), современная гештальт-терапия делает акцент на том «Кто ты, который это чувствует?» в отличии от «Что ты сейчас чувствуешь?» В рамках текучего общества задача чувствования (функция Ид) должна быть интегрирована с задачей становления (функция Персоналити); в наши дни это особенно сложно из-за тенденции больше; «бросать якори, чем отращивать корни» (Bauman, 2003а, р. 65), что ведет к сокращению фазы ассимиляции и ослаблению чувства принадлежности.
Задача, контур которой сейчас очерчивается в текучем обществе, — это своего рода интеграция тела и биографии: в этой связи, в интеграции нуждается концепция «от Мы к Я-Ты», с особым вниманием к «Эго ретрофлексии» (гендерной фазы, репрошмана, вербальной самости), которое появляется на фоне взаимоотношений (как телесная память о другом/среде, а также из первичного слияния и его последующим проявлениям (на стадиях «ориентации» и «манипуляции»). Эго внутриличностной границы контакта — это Эго, созревшее в результате взаимоотношений: осознанность, которая рождается из утробы полного контакта.
Дисфункции как препятствия в процессе развития контакта и внутриличностной границы можно описать словами «быть вне себя» или «плестись позади себя», имея ввиду потерю собственного пути, формирование дисфункциональной границы контакта (как если бы родитель не брал на руки ребенка или, наоборот, сжимал слишком крепко, ограничивая спонтанность).
2. К триадической парадигме «реальности-между»
Сказать ребенку «Оденься, потому что холодно» или спросить «Как тебе погода? Если тебе холодно, оденься» значит обратиться к противоположным парадигмам: в первом утверждении, внутри личностная реальность-между отрицается, тогда как во втором она взращивается. В рамках последней парадигмы ребенок учится не только слушать родителя, но также благодаря этому (приближению к границе контакта) в подлинном и чистом смысле учится слушать себя.
На базовом феноменологическом уровне каждый человек, когда прислушивается к себе, замечает незаметный и еле слышный внутриличностный диалог, который формирует фон для диалога межличностного. Обсуждать с собой все, что случилось, есть, в конце концов, осознанность внутриличностной «реальности-между» (для более глубоко изучения ментализации и рефлексивного мышления, читайте: Fonagy, Gergely, Jurist, Target (2002); Main (1983; 1990); Main, Kaplan, Cassidy (1985); Main, Hesse, Kaplan (2005); Dennett (1991))
Однако, в ракурсе взаимоотношений внутренний или внутриличностный диалог происходит от межличностного диалога. Когда он формируется и ассимилирует предшествовавший межличностный диалог, то уходит в фон и становится предпосылкой к последующему межличностному диалогу. В отличие от Стерна, мы полагаем, что язык является не ограничением, а новой возможностью обогащения взаимодействия. Понятное дело, что не все должно проговариваться, но это не отменяет факта, что многое может быть сказано и открывает пространство для любого взаимодействия. Цикличность внутри — и межличностного диалогов познается в первичной «реальности-между».
Замечательный вклад в данную область сделал японский психиатр Бин Кимура (2005). Выделяя японское слово Aida, которое значит «между», он определил три типа «реальности-между»:
- первичная или прото (Arché),
- внутриличностная и
- межличностная:
«только интрасубъектная Aida может вступить в отношения с другой интрасубъектной Aida в межсубъектной Aida» (Kimura, 2005, с. 9).
Внутриличностная «реальность-между» — это, другими словами, предварительное условие межличностной «реальности-между», а учимся разговаривать с собой мы в «Arché-Aida» (или первичной реальности-между). Первичная реальность-между (Arché-Aida) — это особенная граница контакта, созданная между ребенком и родительской фигурой. Чтобы постичь себя, Эго нуждается быть выраженным родительской фигурой, и не однажды, а много раз. Одним взмахом пера, сам того не зная, наш автор перекидывает мостик к концепции Селф, появившейсяв гештальт-терапии двадцать лет назад (Kohut, 1978; Salonia, 1992; Stern, 1998); он рассматривает детское развитие не в терминах индивидуальной психики (развитие ребенка), но как развитие особой «реальности-между», в которой Эго, способное к межличностной реальности-между, заботится о Ты, в котором эта реальность-между принимает форму (Пол Гудман описывал эту взаимосвязь: «Отношения с родителями всегда остаются в некотором роде внутриличностными … внутриличностной зависимостью» (Goodman, 1995,с. 134)). Если родитель способен объяснить собственные переживания самому себе, он будет способствовать появлению у ребенка «rip ото-диалога», который является неотъемлемой частью на пути формирования навыка ребенка; и, наоборот, если внутриличностная «реальность-между» родителя блокирована, и в ней не существует слов для выражения Селф, это станет причиной частичной или общей неспособности ребенка «быть предъявленным себе» и понимать некоторые аспекты своей идентичности в отношениях.
Первичная внутриличностная «реальность-между» является основополагающей не только для развивающих отношений, но также является непременным условием любых взаимоотношений, в которых один человек заботится о другом (одна из проблем философии диалога — недостаточный учет роли первичной триады в развитии и лечении. Примечательно, как Мартин Бубер в знаменитом диалоге с Карлом Роджерсом не рассматривал клиент-терапевтические отношения как равноправные взаимоотношения двух людей (Rosenberg, 2003, сс. 210-211). Я думаю любые размышления на тему «здесь-бытия» должны без стеснения подразумевать (то самое «здесь») категорию становления (т.е. кривую развития)). Любая сложность в обеспечении развития и заботы по факту отсылает нас к сложности во внутриличностной «реальности-между» заботящегося лица.
Рассматривая внутриличностную «реальность-между» как условие межличностной «реальности-между» (появляется из нее и ведет к ней), мы можем с большей точностью выделить интимный и окончательный смысл либидо. Выражаясь кратко, но образно, для Фрейда либидо является погоней за удовольствием, в теории объектных отношений оно заключается в поиске объектов, для гештальт-терапии оно — в поиске собственной души.
В заключение добавим, что этот упорный поиск целостности (Я здесь) и полноты (когда тело ищет свою душу) — вектор, который пронизывает и приводит в движение (Panta Rei (Мишель Монтень перевел эту фразу как: «все в движении» (Montaigne, 1966, или издание 1580)) каждое человеческое существо.
Возвращаясь к Ницще, цитируем его бессмертные слова (1996): «Я был рожден снова, когда мои тело и душа соединились в браке»
ДЖОВАННИ САЛОНИА (ИТАЛИЯ) — психолог, психотерапевт и теолог. Сертифицирован как Гештальт-терапевт у Ирвин и Мириам Польстеров, Изадора Фрома и Джозефа Зинкера, обучался Клиент-центрированной терапии (H. Franta), Семейной терапии (M. Kirschenbaum, C. Gammer), Телесной терапии (G.Downing). Профессор Социальной Психологии в Университете LUMSA в Палермо, Полноправный член Нью-Йоркского Института Гештальт-терапии, Приглашенный профессор Коннектикутского Университета (США), бывший президент Федерации Итальянской Школы Гештальта. Профессор Папского Антонианского Университета (Рим) и Школы Психиатрии Католического Университета Святого Сердца. Научный директор Специализированной Школы Гештальт-Психотерапии Института Гештальт-терапии Кайрос (Венеция, Рим, Рагуза). Автор многочисленных книг, среди которых: «О счастье и окружении», «Танец стульев и танец местоимений», как соавтор, «Мне нужно немедленно знать, жив ли я», «Луна сделана из сыра», «З как зависть», «Настоящая история Питера Пена». Также написал многочисленные статьи о клинических аспектах Гештальт-терапии и главы научных текстов в Италии и за рубежом. Основатель и руководитель журнала «Записи Гештальта» (1985-2002), а с 2008 и по нынешнее время – Gtk – Международного Онлайн Журнала Психотерапии.
