Феноменологический метод в гештальт-терапии: возвращение к наследию Гуссерля. Дэн Блум

Феноменологический метод в гештальт-терапии: возвращение к
наследию Гуссерля, открывающее “сущность” гештальт терапии © 2009, Дэн Блум

Я посвящаю этот документ в качестве памятника моему наставнику и другу Ричарду Китцлеру (1927–2009), без которого не могли существовать никакие мои слова и идеи
Дэн Блум

Дэн Блум (Dan Bloom) – доктор наук, более 30 лет психотерапевтической практики, психотерапевт, супервизор и клинический тренер, преподаватель в институтах гештальт-терапии по всему миру, автор множества научных публикаций по гештальт-терапии. Ученик первого поколения гештальт-терапевтов: Лоры Перлз, Изидора Фрома и Ричарда Китцлера, руководил крупнейшими американскими гештальт-сообществами: Нью-Йоркским институтом гештальт-терапии (NYIGT) и ассоциацией гештальт-терапевтов Америки (AAGT), является ассоциированным редактором Gestalt Review, редактором рецензий «Quaderni di Gestalt» и членом Научного совета по изданию серии книг по гештальт-терапии Istituto di Gestalt HCC.

АННОТАЦИЯ

Гештальт-терапия отличается от других эмпирических психотерапий своим уникальным вниманием к динамике фигуры/фона и последовательности контактов в феноменальном поле терапевта и клиента. Это и есть «сущность» или сердце гештальт-терапии. Она достигается за счет применения модифицированной версии феноменологического метода Эдмунда Гуссерля. В этой статье мы описываем применение такого метода, также будет рассмотрен случай из практики.

В практике гештальт-терапии есть два важных, но часто игнорируемых основания: прагматизм и феноменология. Гештальт-терапия заимствует многие идеи из прагматизма, в том числе концепцию понимания человеческого опыта как творческого процесса, его воплощенного единства и даже «гештальт-эксперимента», с помощью которого мы обнаруживаем инсайты, которые тестируются в творческом процессе психотерапии. Тем не менее, феноменология составляет основу психотерапевтического подхода гештальт-терапии как эмпирической психотерапии.

Мы утверждаем, что применение модифицированной версии феноменологического метода Эдмунда Гуссерля показывает, как гештальт-терапия выделяется из общей области эмпирической психотерапии, выявляя ее особую «сущность» или существенные качества, которые однозначно определяют ее как направление психотерапии, в которой терапевт и клиент находятся в готовности к формированию фигуры/фона из их общего, со-творенного, жизненного мира. Эта готовность к формированию гештальта является сердцем гештальт-терапии, отличающей ее от всех других эмпирических психотерапий. Такая готовность достигается с помощью модифицированного феноменологического метода Гуссерля, описанного ниже.

Эмпирическая терапия и гештальт-терапия

Любая психотерапия может быть названа эмпирической, если обращает особое внимание на переживания и опыт, рождающиеся во время сеанса. Терапия становится феноменологической, если она отделяет (выносит за скобки) «грубый» наивный опыт от психотерапевтической позиции. Модифицированное использование феноменологического метода Гуссерля в отношении наивного опыта превращает эмпирическую психотерапию в гештальт-терапию, то есть, в психотерапию, которая
исследует паттерны (т.е. гештальты), возникающие в телесном переживании динамики формирования фигуры/фона во время контактирования (Perls и др., 1951, стр. 404). Концепции из феноменологии Гуссерля, находящие свое применение в практике гештальт-терапии – это естественная установка, феноменологическая редукция (включая эпохе и вынесение за скобки), интенциональность, живущее тело и жизненный мир. Я буду говорить об этих сложных концепциях и покажу, каким образом они играют центральную роль в гештальт-терапии, даже если гештальт-терапевты не подозревают о них, при этом регулярно их используя. «Психотерапевтическая интенциональность» будет введена как способ понимания контакта в рамках сеанса гештальт-терапии. Также будет предложена клиническая зарисовка.

Историческое прошлое

Краткий исторический экскурс, иллюстрирующий развитие феноменологического метода Гуссерля, является необходимой основой для этой статьи.

Франц Брентано (1838-1917) осуществил первое систематическое исследование феноменологии; он является пионером как в философии, так и психологии. Брентано рассматривал качества, которые отличают умственные или «психические» явления от физических явлений. Он заимствовал у схоластов понятие «интенциональность». Интенциональность – это «направленность» психических явлений. Физические явления не имеют этого качества. «Думать», в свою очередь, всегда значит «думать» о чем-то. Всякая мысль имеет объект, либо несуществующий, либо актуальный. Можно думать о несуществующем единороге или о существующем доме. Брентано оказал непосредственное влияние как на Зигмунда Фрейда, так и, конечно, на Гуссерля, оба из которых были его учениками.

Имя, наиболее тесно связанное с феноменологией – Эдмунд Гуссерль (1859-1938). Он сделал феноменологию философским движением. Первоначально Гуссерль изучал природу логики как ментального процесса и пытался найти не-эмпирическую основу для знания – и сознания – используя конкретную технику исследования, феноменологический метод, о котором будет сказано ниже. На Гуссерля непосредственное влияние оказали «Принципы психологии» Уильяма Джеймса (1881), а также метод, который сам Джеймс использовал для тщательного описания своего собственного опыта в качестве основы для своих психологических представлений. Возможно, Гуссерль углубил проект Джеймса, перенеся его в более сложные философские воды. Джеймс так и не завершил свою последнюю работу «Очерки радикального эмпиризма» (1987), которая должна была стать собранием философских последствий его психологии. Интересно отметить, что, поскольку прагматизм и феноменология являются важными источниками, влияющими на гештальт-терапию, интересно, что их собственное развитие связано

Гуссерль развил концепцию интенциональности Брентано в полностью развитую, тонкую философию сознания. Его центральное понимание того, что «сознание является условием любого опыта; cознание создает мир» (Moran, 2000, с. 61). Среди прочего его философия описывает отношение сознательного субъекта к «внешнему» миру посредством сознания. Объекты, образованные сознанием, являются «интенциональными объектами». Объекты не просто видимы нам, но они конституируются как феномены сознания, как «интенциональные объекты». Интенциональность описывает отношение познающего субъекта к известному. Оно включает в себя как его качество или характер, так и его объект или ноэму (Husserl, 1999; Spinelli, 2005, с. 59; Zahavi, 2003, с. 58). Что наиболее важно, Гуссерль разработал феноменологический метод, включающий эпохе или вынесение за скобки и редукцию (см. ниже), что явилось попыткой по-новому взглянуть на философию опыта. Этот метод дал применяющему его человеку возможность отбросить обычную установку сознания по отношению к миру – естественную установку – и начать видеть и описывать то, что на самом деле представляет собой переживание. В течение его многолетних трудов идеи Гуссерля претерпели изменения и были расширены. Позже он развил идеи живущего тела, темпоральности сознания, жизненного мира и интерсубъективности. Я сосредоточусь в основном на тех идеях, которые имеют отношение к психотерапии.

Не будет преувеличением, а скорее предупреждением, сказать, что любое, каждое краткое изложение теории Гуссерля неполноценно из-за огромной широты его работ. Возможно, каждое резюме неадекватно ввиду сложности и противоречивости его идей приводят к непониманию и многочисленным интерпретациям (Moran, 2000, p. 62).

Изучение трудов Гуссерля – это вековая академическая индустрия. Она продолжает обогащаться недавно выпущенными томами трудов Гуссерля; на сегодняшний день опубликовано около 35 томов. Новые исследования переосмысливают раннего Гуссерля через призму позднего Гуссерля и его труды, открытые после смерти. Эти интерпретации не лишены противоречий (Zahavi, 2003, 2005; Dreyfus, 1982; Sokolowski, 2000). Ученые исследуют весь корпус Гуссерля, чтобы «решить» некоторые «проблемы», представленные его более ранними идеями. Они часто находят поддержку своих исследований в текстах, так как более поздние идеи Гуссерля часто были обозначены в его более ранних работах. Наш выбор – либо думать о «сегментированных гуссерлях» и оставаться верными каждому отдельному, внутренне непротиворечивому сегменту интеллектуального дискурса, либо следовать траектории развития его мысли и интегрировать его идеи в наше собственное исследование, используя разум в качестве проводника. Я следую второму варианту, наряду с другими современными авторами (например, Wertz, 2005; Zahavi, 2003, 2005). Этот подход подтверждает пластичность идей, так как они могут быть применены к текущим ситуациям.

Феноменология Гуссерля

Первая цель Гуссерля состояла в том, чтобы определить основу позитивных наук, отделяя их от метафизических и эпистемологических предпосылок (Zahavi, 2003, p. 44).
Феноменологический метод был предназначен для преобразования до-рефлектвного или естественного мира в философский, феноменологический мир (Sokolowski, 2000, стр. 49), где идеальная сущность или эйдос могут быть раскрыты посредством так называемой эйдетической редукции (Hintikka, 1995). , с. 101) или эйдетической интуиции (Moran, 2000, с. 134). Другими словами, феноменологический метод изначально не был психологическим методом, а должен был превзойти психологию и психологизм (выйти за их пределы) (т.е. не психологизировать и не персонализировать опыт).

Таким образом, феноменология может войти в «чистый» мир без путаницы мирских ощущений. Философский мир идеальных сущностей – это не мир психологии. Однако позже в своей карьере Гуссерль предпринял попытку применения своего метода для решения научных задач. Таким образом, феноменологический метод был эффективно применен как в психологии, так и в психотерапии. (Giorgi & Giorgi, 2003, Wertz, 2005, Ihde, 1977). Эрнесто Спинелли в «Интерпретируемом мире» (2005) описывает феноменологический психотерапевтический метод, который начинается с простого правила приостановки первоначальных предубеждений и предрассудков для открытия непосредственного опыта, и следует другим простым «правилам», извлеченным из Гуссерля (Spinelli, 2005, стр. 20). Гештальт-терапия использует аналогичный метод (Yontef, 1993) (Crocker and Philippson, 2005, p. 67). Это полезные подходы. Тем не менее, гештальт-терапия не только исследует опыт как в эмпирическом и в феноменологическом подходах, о чем знают все гештальт-терапевты. Экспериментальный процесс гештальт-терапии может быть раскрыт глубже, если присмотреться к нему сквозь призму метода Гуссерля.

В частности, гештальт-терапия достигается путем своеобразного обращения метода Гуссерля на самого себя, то есть путем «двойного возврата» к тому, что было оставлено в естественной установке, но возврата с включением более широкого горизонта текущего развивающегося момента. «Естественная установка», к которой возвращается гештальт-терапия, меняет свой характер. Это скорее перспектива “жизненного мира” Гуссерля, «универсального поля, в которое направлены все наши действия, будь то опыт, знание или внешнее действие» (Husserl, 1999, p, 376). Двойной возврат повторяет более позднюю концепцию Гуссерля, которую он адресовал ученым – «эпохе объективных наук» (Husserl, 1999, p. 371). Двойной возврат отличается от редукции тем, что не исключает полностью и не меняет вынесенную за скобки естественную установку. Фактически, слово «редукция» означает «возврат» только к опыту, исключая вынесенные за скобки предпосылки. Термин “двойной возврат” это обыгрывание слова “редукция” и означает возврат не только к опыту, а к опыту как фигуре на фоне вынесенных за скобки предпосылок. Предпосылки естественной установки становятся доступным активным фоном в измененной перспективе обновленной естественной установки.

Гештальт-терапевты начинают с психологического, феноменального поля и возвращаются к нему, чтобы сделать фокусом внимания появление фигуры/фона. Это суть, ядро гештальт-терапии.
Подробнее об этом будет сказано ниже.

Гештальт-терапия фокусируется на структуре формирующейся фигуры в ходе сеанса психотерапии (Spagnuolo Lobb, 2005). Является ли это континуумом осознания (L.Perls, 1992), последовательностью контактов (Perls et al ., 1951, p. 403) или циклом опыта (Nevis, 1992), терапевт и клиент вместе участвуют в сессии таким образом, что появляющиеся в их общем феноменальном поле феномены становятся центром внимания. В то время как гештальт-терапевты обычно описывают терапию как процесс «фигура/фон», где фигуры протекают последовательно, на более феноменологическом языке ее также можно описать как процесс “ядро/край” (Ihde, 1977, p. 60; Kitzler, 2008). Гештальт-терапия делает больше: она направлена на паттерны, гештальты потока опыта, возникающего в контакте. Гештальт-терапевт, обучаясь, увеличивает свою чувствительность, чтобы замечать эти феномены. Такие известные эстетические качества контакта, как ощущаемое, воспринимаемое, наблюдаемое лежат в основе психотерапии (Bloom, 2003). Подавление этого процесса, ограничение спонтанности или другие фиксации, называемые «прерываниями» контакта (Perls, et al, 1951), являются материалом для психотерапевтического исследования. Они исследуются в гештальт-терапии через модификацию феноменологического метода.

Начало феноменологического метода: естественная установка

Естественная установка – это мир как само собой разумеющееся (Moran 2000, p. 144). Как выразился Гуссерль, «мы начинаем свои размышления как человеческие существа, которые являются естественными, объективирующими, оценивающими, чувствующими, желающими «в естественной установке» по отношению к миру» (1999, с. 60). Этот естественный мир – это наш окружающий мир (Husserl, 1999, p. 61), не мир только вещей, а практический мир. «Я обнаруживаю перед собой предметы, обладающие не только материальными характеристиками, но и ценностными, такими как красивые и безобразные, приятные и неприятные, манящие и отталкивающие (Husserl, 1999, p. 61).
Или, по словам Роберта Соколовского, современного феноменолога, «естественная установка – это то, на чем мы сосредоточены, когда мы вовлечены в нашу изначальную, ориентированную на мир позицию, когда мы ориентированы на предметы, ситуации, факты и любые другие виды объектов. Мы можем сказать, что естественная установка – это перспектива мира по умолчанию, та, которую мы имеем прежде всего» (Sokolowski,2000, с. 42). Наивные впечатления составляют материальную реальность, в которой мы находимся. Естественная установка также является предметом обычных разговоров. Это естественный мир социального взаимодействия между психотерапевтом и клиентом, который должен быть оставлен для того, чтобы началась психотерапия.

Гуссерль поставил следующий вопрос: как этот естественный мир с его «фактически существующей действительностью» (Husserl, 1999, p. 63) может быть основой для знаний – научных, психотерапевтических или философских – если его явление, производимое им впечатление так субъективно? Цель наук, относящихся к естественному миру, состоит в том, чтобы «познать» мир более всесторонне, более надежно, более совершенно во всех отношениях, чем наивное эмпирическое познание может [и, таким образом] решить все проблемы научного познания, которые возникают в рамках действительности» (Husserl, 1999, с. 63).

Кроме того, как наука – или психотерапия – может надежно выйти за пределы наивного опыта, если она встроена в тот самый мир, который она изучает? Поскольку науки неосознанно и безоговорочно принимают естественную установку, предрассудки
повседневной жизни, они должны использовать его феноменологический метод. Феноменология Гуссерля – это «новая, критическая и строгая наука», задача которой состоит в том, чтобы «тематизировать и прояснить основные вопросы, касающиеся бытия и природы реальности». (Zahavi, 2003, с. 44).

Феноменологический метод

Задача выхода за рамки естественной установки к этим основным вопросам не так проста. Цель феноменологического метода Гуссерля состояла в том, чтобы развернуть серию редукций, чтобы извлечь сознание из наивного повседневного мира и достичь трансцендентального сознания (и интенциональности), освобожденного от ограничений презумпции естественной установки, чтобы открыть универсальные сущности.

Брекетинг (вынесение за скобки) или эпохе

Вместо использования, как Декарт, метода радикального сомнения с целью найти несомненное основание бытия, Гуссерль предложил «в отношении любого полагания мы можем совершенно свободно провести эпохе, определенный отказ от вынесения суждений, которое соответствует непоколебимому убеждению истины, даже
непоколебимому убеждению очевидной правды. Собственная позиция «поставлена на паузу», заключена в скобки, модифицирована в «вынесенную за скобки» позицию; Проще говоря, суждение преобразуется в «вынесенное за скобки суждение». Каждая позиция, заключающая в себе отношение к объективности должна быть вычленена и преобразована в ее модификацию – вынесенную за скобки позицию» (Husserl, 1999, p. 64).

Это феноменологическое отношение не сомневается в мире и не отрицает его. Оно просто исключает любое суждение о «пространственно-временном фактическом существовании» (Husserl, 1999, p. 65), так что знание может основываться на чистой интуиции (Zahavi, 2003, p. 44). Такие суждения относительно мира исключаются, так что становится возможным трансцендентное знание (знание за пределами простых суждений о времени и пространстве, за пределами естественной установки). Таким образом, эпохе также называют трансцендентной редукцией.

Эпохе и после него

После осуществления эпохе, по словам Гуссерля, мир без предрассудков становится доступным для изучения. Таким образом, мы сталкиваемся с самими вещами, Эльдорадо его феноменологической философии. Эпохе – это радикальная остановка отношения естественной установки; последующая трансценденая редукция – это «тематизация корреляции между субъективностью и миром» (Zahavi, 2003, с. 46). Таким образом мы можем открыть конституирующую природу сознания. Сознание теперь функционирует трансцендентно и состоит из объекта, на который оно направлено (ноэма), и характера направленности (ноэзис) в сознании (Moran, 2000, стр. 156). То есть сознание имеет как тематические, так и функциональные аспекты: человек осознает что-то и может осознавать, что он осознает (Zahavi, 2005, с. 51, 52).

Гуссерль ясно дал понять, что сознание является воплощенным и переплетенным с миром (Ricoeur, 2007, с. 55, 56); этот момент имеет ключевое значение для обсуждения Гуссерля и гештальт-терапии, поскольку он рассматривает потенциальное столкновение между монизмом гештальт-терапии и потенциальным декартовым дуализмом Гуссерля: «….кинестетические и перцептивные явления связаны друг с другом в сознании» (Husserl, 1999, p. 227). То есть сознание объединяет ощущения и восприятие. «Живущее тело (Leib) всегда присутствует… функционируя как орган восприятия… вся система совместимо согласованных органов восприятия. Живущее тело само по себе… живое воспринимающее тело» (Husserl, 1999, p. 227). Сознание – это воплощенное сознание. Каждый мирской опыт опосредуется и становится возможным благодаря воплощению (Zahavi, 2003, с. 99). Мы открываем живущее тело и воплощенное сознание в феноменологической установке, являющейся следствием проведения эпохе.

Феноменологический метод Гуссерля предполагает еще один шаг после эпохе. Для того, чтобы перейти к эйдетическому миру не чувственного, не-эмпирического, универсального знания, Гуссерль предлагает эйдетическую редукцию, трансцендентный поворот к трансцендентному эго. По словам Гуссерля, этот «новый вид опыта» является «трансцендентным внутренним опытом», который «открывает безграничное трансцендентное поле бытия» (Husserl, 1999, p. 331) и «инвариантные сущностные структуры всей сферы психических процессов как таковых» (Smith, 1995, с. 326).

Посредством этой эйдетической редукции «[сущности] следует отличать в феноменологическом анализе от сенсорной массы, в которой они даны» (Mohanty, 1995, 101). Эйдетическая редукция обращается к сущностным формам: она «отличается от трансцендентной редукции, которая переводит нас из естественной установки к феноменологической» установке (Sokolowski, 2000, с. 184). Только после этой редукции можно будет заниматься философским анализом, который обнаружит сущностные качества вещей, их эйдос, их эссенции (Wertz, 2005).

Жизненный мир и «эпохе объективных наук»

В ответ на критику, что его теория трансцендентного эго описывает монадические субъекты, плавающие в собственных мирах, каждый из которых изолирован от другого, позднее Гуссерль разработал концепции эмпатии, интерсубъективности и жизненного мира. Гуссерль предположил, что эмпатия и интерсубъективность всегда подразумевались в его феноменологии. Жизненный мир – это социальный мир, “пред-данный естественным образом…. источник того, что считается само собой разумеющимся” (Husserl, 1999, с. 363). Жизненный мир является своего рода другим аспектом, который был раскрыт редукцией: «Как сознательные существа, мы всегда населяем жизненный мир; он всегда пред-дан и воспринимается как целостное единство. Жизненный мир – это общая структура, которая позволяет объективности и вещности проявляться по-разному» (Moran, 2000, p. 182); это мир человеческого сознания, воплощенной жизни и мир человеческих культур. Гуссерль разработал эту концепцию, пытаясь решить проблему, которую он назвал «кризисом» в европейских науках, обусловленный, среди прочего, математизацией мира, навязыванием жизненному миру научных конструкций, которые душат человеческое дыхание. Хотя сама идея жизненного мира присутствовала в его ранних философских трудах. Он предложил «эпохе объективных наук» как средство от «кризиса» (Husserl, 1999, p. 377).

В этом эпохе, «любое критическое положение, которое заинтересовано в истинности или ложности… объективных наук или познания мира» вынесены за скобки (Husserl, 1999, p. 371). Таким образом открывается жизненный мир и становится доступен для изучения. «Пред-данный» мир перед нами. Как сказал Гуссерль: “мы ни в чем не должны быть заинтересованы, кроме как именно в субъективном изменении способов данности, способов явления и видов их валидности, которые будучи синтетически связаны в постоянном течении непрерывного процесса, вызывают согласованное сознание непосредственного «бытия» мира (Husserl, 1999, с. 377).

Это также известно как научная редукция (Giorgi & Giorgi, p, 247) или психологическая феноменологическая редукция (Wertz, p. 168).

Однако современные критики феноменологии и Гуссерля выдвигает существенное возражение, заслуживающее краткого упоминания. Являются ли феноменологические, трансцендентальные редукции или редукция объективных наук основанными на атомизации опыта – расщеплении целого опыта? Гештальт-теория и современная психология поддерживают идею о том, что опыт представляется целостным, а не составленным из его частей (Brown, 2008). Эта критика является предметом горячих
споров.

Возражения и ответ

В литературе по гештальт-терапии Линн Джейкобс и Роберт Столоров недавно оспаривают предполагаемую зависимость гештальт-терапии от некритического принятия феноменологических редукций Гуссерля. Эпохе отделяет разум от тела, возможно, человека от мира. Вынесение за скобки нарушает сам процесс гештальт-терапии. Подход Гуссерля скорее трансцендентный, чем экзистенциальный, и, как таковой, отделяет субъект от его окружения. Столоров и Джейкобс вместо этого настаивают на герменевтическом подходе (2006, с. 58). Попытка Гуссерля установить трансцендентное восприятие лишенное предрассудков было тщетным, поскольку все восприятие должно быть «актом интерпретации, перспективно встроенным в собственные традиции переводчика». Не может быть «чистой» феноменологии (Stolorow & Jacobs, 2006, p. 57).

Да, но…

Замечания Джейкобс и Столорова не уделяют должного внимания жизненному миру Гуссерля, центральной роли живущего тела в любом опыте, данном в перспективе (Zahavi, 2003, p. 98), важности эпохе без эйдетической редукции или «эпохе объективных наук» – каждое из из которых необходимо для того, чтобы пережить процесс контактирования через фигуру/фон в гештальт-терапии, – и без которого гештальт-терапия останется неотличимой от любой другой эмпирической психотерапии.

Правила описания и горизонтализации (Spinelli, 2005, с. 20), которые являются центральными для феноменологической психотерапии, просто предлагают нам сохранять открытость, уделять внимание конкретным проявлениям в сессии и избегать абстрактных объяснений. (Это не более, чем утверждают принципы эмпирической психотерапии.) Предпочтение Джейкобс и Столоровым «герменевтического подхода… [который подчеркивает] нашу погруженность в контекст среды, что понимание возникает из постоянного взаимодействия с нашими предрассудками… и это понимание включает диалог по кругу, в котором ни один из партнеров не имеет привилегированного доступа к
более «чистой» перспективе» (Stolorow & Jacobs, 2006, p. 59), что согласуется с тем, что предлагается в этой статье. Но их подход намного ближе к правилам описания и горизонтилизации в эмпирической психотерапии (Ihde, 1977; Spinelli, 2005, с. 20, 21). Где
гештальт-терапия в герменевтическом подходе Джейкобс и Столорова? Конечно, Джейкобс и Столоров правы: нет никаких предположений или «чистых» представлений. Но именно феноменологический метод делает «примеси» предметом рассмотрения в гештальт-терапии.

Эйдетическая редукция оставляет позади мир без предрассудков и входит в царство сущностей. Такое царство – это царство философии; это не практика гештальт-терапии. Эйдетическая редукция – это философский метод превращения эмпирического эго в трансцендентное эго. Эго гештальт-терапии – это эго-функционирование Self (Perls et al, 1951, стр. 377) – настолько эмпирическое эго, насколько это возможно. В гештальт-терапии терапевт и клиент вовлечены в конкретную действительную последовательность контакта. Часто клиент и терапевт прибегают к фантазии и воображению. Но это не «свободные вариации» (Wertz, 2005, с. 173) и «творческие вариации» (Stokowlowksi, 2000, с. 179), которые следуют за эйдетической редукцией, с целью выявить универсальные сущности. Даже используемые в феноменологической психологии, эти методы лишают фактическое событие контекста (Wertz, 2005, p. 173), что неприемлемо для психотерапии.

Подводя итог, можно сказать, что феноменологический метод Гуссерля начинается с того, что непосредственно воспринимается в естественной установке, заключает в скобки эпистемологические и метафизические предпосылки в трансцендентальной редукции и далее развивает эйдетическую редукцию в направлении вселенной сущностей или эйдосов. Но эпохе не берет свое начало в самом опыте. Человек остается человеком в мире. Философия Гуссерля действует на двух уровнях: трансцендентальном и эмпирическом (Zahavi, 2003, с. 49; Husserl, 1999, с. 331). Трансцендентальное и эмпирическое «теоретически эквивалентны» и параллельны: «это просто поле трансцендентального опыта самости (понимаемое в полной конкретности), которое в любом случае может быть изменено путем простого изменения отношения к психологическому самопознанию» (Husserl, 1999, pp. 331-332). То есть трансцендентное и психологическое – это разные витки в феноменологическом методе (Husserl, 1999, p. 332).
Эпохе объективных наук – это возвращение к жизненному миру в рамках феноменологического метода Гуссерля. Предложенный здесь двойной возврат сочетает в себе элементы ранее вынесенной за скобки естественной установки с открывающимся жизненным миром.

Основной аргумент еще раз

Феноменологический метод в гештальт-терапии возвращает нас к конкретному чувственному переживанию живущего тела в отношениях клиент-терапевт путем осуществления эпохе, которое заключает в себе естественную установку, путем двойного возврата от эйдетической редукции, которая характеризует дальнейший метод Гуссерля, а затем, используя гештальт-терапевтическую версию эпохе естественных наук, которая, как указано выше, намеренно учитывает вынесенное за скобки. Предрассудки, вынесенные за скобки, извлеченные из естественной установки, сохраняются в виде некоторых живых теней, доступных и необходимых для развития фигуры/фона сеанса терапии. Они не удалены из феноменального поля; они находятся внутри субъективного феноменального поля психотерапии, его границы контакта и являются частью возникающего процесса.

То, что остается, больше не просто естественная установка, над которой было осуществлено эпохе; однако оно и не было полностью удалено. Предположения о «пространственно-временной фактичности» вынесены за скобки, но остаются наивные «объективирующие, оценивающие, чувствующие и желающие» (Husserl, 1999, p. 377), как и ценностные характеристики.

Естественная установка в сеансе гештальт-терапии может включать обычные социальные разговоры, предшествующие реальному диалогу. Но то, что остается от естественной установки, теперь, после осуществления эпохе, находится в пределах сеанса психотерапии. То, что могло быть случайной беседой, после эпохе, может быть отрефлексировано, чтобы открыть возможности для более глубокого смысла, контакта. То, что могло быть незаметным фоновым ощущением, может стать фигурой, поскольку теперь, после эпохе, ощущение относится к живущему телу и является частью последовательности контакта. Кроме того, интерсубъективный жизненный мир готов открыть себя.

Философская чистота отсутствия предрассудков заменяется вниманием к субъективным изменениям в «актуальных способах данности» (Husserl, 1999, p. 377). Гештальт-терапия предполагает, что для целей ее терапии единственная «реальность», которая нас интересует, доступна в формирующемся соотношении фигура/фон самого сеанса терапии.
Bloom, 2009

Другими словами, путем двойного возврата к жизненному миру и воплощенному сознанию, через которое он конституируется (т.е. не двигаясь в сторону не-эмпирической, не-чувственной реальности абстракций), гештальт-терапия открыта к данным формам опыта – формированию и реформированию гештальтов – которые являются отличительными чертами метода. Заключенная в скобки естественная установка сохраняется доступной для памяти терапевта и клиента. Этот поворот или двойной поворот, двойной возврат к воплощенной психологической действительности становится радикальным изменением направления в феноменологическом методе. Это изменение направления раскрывает бесконечную последовательность контактов (Bloom, 2009) в рамках гештальт-терапии. Это приводит терапевта и пациента к особым отношениям, где они вместе, в совместно сотворенном сознании, находятся в готовности к появлению
новизны, которая представляет собой последовательность контактов.

Самое главное, что этот двойной возврат открывает интенциональность в сознании. Принимая во внимание ее функцию в сеансе терапии, эту обнаруженную интенциональность можно назвать «психотерапевтической интенциональностью»,
поскольку терапевт и пациент диалогически совместно создают терапию, так как каждый из них открыт для того, что появляется в сессии. Это сознание – эта психотерапевтическая интенциональность – запускает последовательность контактов в рамках сеанса гештальт-терапии.

Интенциональность – сложная концепция. Его качества и тонкости были разработаны Гуссерлем и доработаны многими и продолжают изучаться в феноменологии, когнитивной психологии и аналитической философии (Dreyfus, 1984; Searle, 2004, pp. 112-135). Клинический пример может помочь прояснить эти моменты.

Гештальт-терапия и применение феноменологического метода:
рассказ от лица терапевта

Макс:

Макс 43-летний мужчина, который проходил терапию в течение нескольких лет. Его текущая жалоба состоит в том, что, хотя он находится в прочных интимных отношениях, регулярно вступает в импульсивные анонимные сексуальные связи. Макс умен и вербален. Он адвокат. У него было много разных психотерапевтов на протяжении всей его взрослой жизни, и он имеет подробную историческую справку о своих «проблемах», полученных в результате каждого из его терапевтических опытов.

В течение последних нескольких сессий Макс рассказывал, как он не может понять, почему он, кажется, не в силах противостоять этим импульсам, которые, кажется, настигают его «словно шторм», особенно когда ему скучно. Он может легко рассказать свою собственную историю как этиологию своих симптомов: отец и мать в постоянных семейных скандалах; мать, идеализирующая его как своего спасителя от брака; у старшего брата развивается шизофрения, когда Макс был молодым подростком; Макс хороший, здоровый сын и отвергший роль смотрителя своего брата. Макс может рассказать эту сознательную историю с некоторыми реальными чувствами, которые обычно быстро слабеют до уровня тревоги, а затем до его плача: “Я знаю все это. Ничего не меняется”. В течение нашей работы мы испытали взаимное чувство доверия, о чем свидетельствует тепло наших взглядов, которыми мы иногда обмениваемся, когда размышляем о том, как развивается терапия.

Сегодня он пришел пружинящей походкой и объявил, что он чувствует себя «действительно хорошо». У него не было импульсивного секса в течение трех недель, и он гордится своими достижениями. Он описывает, насколько хороша его жизнь, но он замечает, что у него болит нога, хиропрактик диагностировал ему сдавление нерва. Это дружелюбный социальный разговор, который нам знаком, мы его ценим, приспосабливаясь друг к другу в самые первые минуты нашей встречи. «Новости недели».

Я спрашиваю его, не хочет ли он поменять положение, чтобы ему стало удобнее. Он ложится на мой диван. Он начинает говорить снова и говорит мне, как он счастлив – его жизнь – хорошая жизнь. Его голос мягче. Я замечаю, что его нога кажется жесткой.

Как ваша нога?»
«Лучше, но все равно больно».
«Не могли бы вы сесть на диван, почувствовать, как он вас держит, и при этом позволить вашему вниманию быть в вашей ноге? (Пауза.) Можете ли вы сказать мне, как
выглядит ваша нога внутри?».
«Там все красное и плотное».
«Просто заметьте это и дайте мне знать о любых изменениях». (Пауза.)
«Мне лучше. (Пауза.) Забавно, я начинаю грустить. О чем мне грустить?»
«Кто спрашивает?»
Он понимает, что я имею в виду, и позволяет своей грусти быть. Он остается грустным, а затем рассказывает мне о друге, чья жизнь разваливается, и о своих размышлениях, что он должен делать по этому поводу. Мне тоже стало грустно.
«Я вспоминаю вашего брата сейчас», – говорю я, после того как образ его брата-шизофреника возник в моем воображении
«Хэх!», – с грустью.
Сеанс продолжается, теперь Макс прикасается к переживаниям печали, трагедии его брата, а затем к чувству испуга, когда в детстве он слышал, как его мать и отец сражаются в другой комнате.
«Возможно, причина, по которой я не могу позволить себе скучать, заключается в том, что я боюсь чувствовать эти чувства».
«Да», сказал я.
Это был не первый раз, когда мы обсуждали это, но в этот раз присутствовала ощутимая грусть, которую мы оба чувствовали. Фигура контакта была ослепляющей в своей яркости.

Обсуждение

Этот пример иллюстрирует многие аспекты практики гештальт-терапии. Основной интерес вызывает феноменологический метод.

И Макс, и я начинаем сессию в естественной установке. Обычные, характерные выражения повседневного разговора, болтовня в начале сеанса, с жестами и комментариями, остающимися наивно неисследованными. Они всегда таковы и должны таковыми оставаться, поскольку они являются ступеньками, на которых мы естественно, функционально и наивно поднимаемся из естественной установки.

Это естественная установка. Затем происходит эпохе. Возможно, минута молчания, несколько вдохов и усаживание на стульях обозначают порог, через который клиент и терапевт переходят при осуществлении эпохе. В этой первой редукции все предположения, которые обозначали предыдущее, естественную установку, социальные клише, суждения – все предпосылки, касающиеся этой конкретной встречи – вынесены за скобки. Сеанс может продолжаться как бы без них, но они не пропали.

Я начинаю эпохе на этой сессии, когда спрашиваю Макса, хочет ли он, чтобы ему было более комфортно. Важно отметить, что эпохе не является чем-то, что я делаю сам по себе, отдельно от клиента: его откликом было присоединение к процессу через потягивание. Мы осуществили эпохе вместе.

Мы оба вынесли за скобки наш социальный стеб – осторожно перенесли его в фон. Наши повседневные социальные идентичности вынесены за скобки, но не забыты и не заблокированы. Теперь мы готовы к появлению фигуры/фона, которая является сутью гештальт-терапии. Наш диалог продолжается, но теперь наши слова, наши жесты могут
содержать новый смысл.

Он говорит мне, что его жизнь хороша, и я замечаю его напряженную ногу: и то, и другое это проявления формирующейся фигуры. В этот момент мы (терапевт и клиент) делаем двойной возврат от следующей редукции, которая могло бы привести нас в неэмпирическое, не чувственное, потенциально трансцендентальное сознание. Сейчас мы находимся в ситуации, как она возникает – как в обновленной естественной установке,
так и в жизненном мире. Социальный стеб нашей встречи теперь может трансформироваться в чувство взаимного доверия. Он знает, кто я, и знает, что со временем я достаточно узнал его. Это было в нашем взгляде, воспоминания о котором взяты в качестве фона, не забыты. Теперь перейдем к тому, что может возникнуть. Этот
двойной возврат обращает наше внимание к актуальности процесса фигура/фон, но теперь это сознание с осознаваемой интенциональностью, словно обнаженное в жизненном мире клиент-терапевта, в мире, который он и я совместно создали во время работы вместе. Это психотерапевтическая интенциональность, поскольку она контекстуализирована психотерапией. Наше зарождающееся сознание теперь «о» зарождающейся фигуре контакта, пока неясной. Но это будет «работа» сеанса, поскольку последовательность контактов продолжается.

В гештальт-терапии интенциональность
является «двигателем» контакта.
Bloom, 2008

Сессия приводит нас к неожиданной грусти, возникшей там, где Макс первоначально сообщил о счастье. Печаль возникает только тогда, когда мы вступаем в диалог, в котором я призываю его обратить внимание на свой актуальный соматический опыт и сознательно обратить внимание на меняющиеся ощущения. Мы оба прослеживаем появляющиеся фигуры контакта, освещенные внутри психотерапевтической интенциональности: от боли в ногах – до грусти – до размышлений о друге. Если бы переживание в его ноге было только физическим чувством, внимание к нему не могло бы выявить интенциональность, которая привела к этой грусти. Эти моменты в сеансе также являются примером воплощенной интенциональности (Bloom, 2008).

Когда я предложил свою собственную спонтанную мысль, которая была лично связана с Максом, фигура контакта сформировалась более ярко. Эта мысль была основана на знании истории Макса, которую я вынес за скобки в начале сеанса, но которая осталась мне доступной в качестве живого фона для новой фигуры. До этого момента у грусти Макса не было сознательного объекта. Когда я дополнил сеанс информацией, которую я вынес за скобки, но которая, как я чувствовал, была связана с реальной ситуацией, его грусть усилилась в полноте возникающего контакта и обратилась к интенциональному объекту его сознания, его брату. Это был человек, о котором он грустил. Последний контакт имел силу формирующейся интенциональности, то есть грусти Макса направленной на его брата.

Можно отметить различные моменты сеанса, характеризующиеся предлогом «о» – отличительным знаком интенциональности. Все это происходит в рамках психотерапевтической интенциональности, основы отношений, из которой возникает фигура/фон гештальт-терапии. Многое из того, что описано в клиническом примере, также может быть рассмотрено в качестве эмпирической психотерапии. И все же это не так. Это гештальт-терапия.

Вывод

Умение ясно различать четкую фигуру контакта является одним из отличительных признаков гештальт-терапии. Тем не менее, гештальт-терапия, возможно, не смогла бы претендовать на эту свою особенность среди других эмпирических и феноменологических психотерапий, которые более или менее следуют аналогичным принципам и методам практики.

В этой статье утверждается, что посредством применения модифицированного феноменологического метода, основанного на подходе Гуссерля, гештальт-терапия достигает уникальной перспективы, которая способна учитывать то, что непосредственно присутствует в жизненном мире, и включать то, что возникает в естественной установке, но было вынесено за скобки.

Терапевт и клиент могут теперь находиться в психотерапевтической интенциональности, которая является основой последовательность контактов в процессе фигура/фон. Готовность к этому возникающему self-процессу в психотерапевтической ситуации, возникающая вследствие применения измененного феноменологического метода, является отличительной чертой, сущностью гештальт-терапии.
Bloom, 2009

Модифицированный феноменологический метод, описанный в этой статье, делает гештальт-терапию уникально отличающейся от других эмпирических или экзистенциальных психотерапий. Фигура гештальт-терапии становится четкой и отчетливой на фоне других психотерапевтических модальностей.

Ссылки на литературу

Bloom, D. (2003). “Tiger! tiger! burning bright”—Aesthetic values as clinical values in Gestalt therapy. In M. Spagnuolo-Lobb, & N. Amendt-Lyon (Eds.), Creative license: The art of Gestalt
therapy, pp. 63-78. Vienna/New York: Springer (2005).

A centennial celebration of Laura Perls: The aesthetic of commitment. British Gestalt Journal, 14(2), 81-90. (2008, July 24). Embodied intentionality, the breath of contact. Association for the Advancement of Gestalt Therapy (AATG) Conference. Manchester, UK.

Crocker, S., & Philipson, P. (2005). Phenomenolgy, existentialism, and eastern thought in gestalt therapy. In Woldt, A. & Toman, S (Eds.), Gestalt therapy, history, theory, and practice (pp. 65-80). Thousand Oaks, CA: Sage.

Dreyfus, H. L. (Ed).(1984). Husserl, intentionality and cognitive science. Cambridge,MA:MIT Press.

Giorgi, A., & Giorgi, B. (2003). The descriptive phenomenological psychological method. In P. M. Camic, J. E. Rhodes, & L. Yardley (Eds.), Qualitative research in psychology: Expanding perspectives in methodology and design (pp. 243–273). Washington, DC: American
Psychological?

Brownell, P. (Ed.) (2008). Handbook for theory, research, and practice in Gestalt therapy. Cambridge, UK: Cambridge Scholars Publishing.

Hassrik, B. (2003). American pragmatism. International Gestalt Journal 26(2), 71-84.

Hintikka, J. (1995). The phenomenological dimension. In B. Smith & D. Woodruff Smith (Eds.), The Cambridge companion to Husserl, pp. 78-105. Cambridge, UK: Cambridge University Press.

Husserl, E. (1999). The essential Husserl: Basic writings in transcendental phenomenology (D. Welton, Ed.). Bloomington: Indiana University Press.

Ihde, D. (1977). Experimental phenomenology. New York: G. P. Putnam’s Sons.

Jacobs, L. & Stolorw, R. (2006). Critical Reflections on Husserl. International Gestalt Journal, 29(2)43-61

James, W. (1981). The principles of psychology. Cambridge, MA: Harvard University Press. (1987). Essays in radical empiricalism. In W. James, Writings 1902-1910, pp. 1141-1241. New York: Library of America.

Kitzler, R. (2006). The ontology of action. International Gestalt Journal, 29(1), 43- 100.

(2007). The ambiguities of origins: Pragmatism, the university of Chicago. Studies in Gestalt Therapy: Dialogical Bridges, 1(1), 41-63.

(2008). Eccentric genius. Metarie, LA: The Gestalt Institute Press.

Mohanty, J. N. (1995). The development of Husserl’s thought.” In B. Smith & D.

Woodruff Smith (Eds.), The Cambridge companion to Husserl, pp. 45-77. Cambridge, UK: Cambridge University Press.

Moran, D. (2000). Introduction to phenomenology. London: Routledge.

Nevis, E. C. (Ed.) (1992). Gestalt therapy: Perspectives and applications. New York: Gardner Press.

Perls, F., Hefferline R., & Goodman, P. Gestalt therapy: Excitement and growth in the human personality (1951). New York: The Julian Press.

Perls, L. (1992). Living at the boundary. Highland, NY: The Gestalt Journal. Ricoeur, P. (2007) Husserl, an analysis of his phenomenology. Evanston, IL: Northwestern University Press.

Searle. J., R. (2004) Mind, a brief introduction. New York: Oxford University Press.

Smith, D., (1995). Mind and body. In B. Smith & D. Woodruff Smith (Eds.), The Cambridge companion to Husserl, pp. 323-385. Cambridge, UK: Cambridge University Press.

Smith G. (1996). Nietzsche, Heidegger, and the transition to postmodernity. Chicago: University of Chicago Press.

Smith, R. (2008). Must Phenomenology Rest on Paradox? Journal of Consciousness Studies. (15) 2: 5-32.

Sokolowski, R. (2000). Introduction to phenomenology. Cambridge, UK: Cambridge University Press.

Spagnuolo-Lobb, M. (2005). Classical Gestalt therapy theory. In A. Woldt A. and S. Toman (Eds.), Gestalt therapy: History, theory, and practice, pp. 21 – 40. Thousand Oaks, CA: Sage. Spiegelberg, H. initial???. (1972). Phenomenology in psychology and psychiatry. Evanston: Northwestern Univ. Press, 1972.

Spinelli E. (2005). The Interpreted world: An introduction to phenomenological psychology. London: Sage.

Stern, D. (2004). The Present moment in psychotherapy and everyday life. New York: W. W. Norton.

Stoehr, T. (1994). Here, now, next: Paul Goodman and the origins of Gestalt therapy. San Francisco: Jossey-Bass.

Stolorow R., & L. Jacobs (2006). Critical reflections on Husserl. International Gestalt Journal, 29(2), 43-62.

Wertz, F. (2005). Phenomenological treatment methods for counseling psychology, Journal of Counseling Psychology, 52(2), 167-177.

Yontef, G, (1993). Awareness, dialogue & process. Highland, NY: Gestalt Journal Press

Zahavi, D. (2003). Husserl’s phenomenology. Stanford: Stanford University Press. _ (2005). Subjectivity and selfhood: Investigating the first-person perspective.
Cambridge, MA: MIT Press.